Посыльный "серой стаи". Книга 1. Гонец из прошлого

Пробежав весь вагон, готовясь на ходу прыгать на следующий и взглянув на тормозную площадку, Сергей увидел его внизу со светлячком сигареты во рту. Тот тоже заметил его и странно дернулся. От неожиданности он метнулся через перила на буфер, стремясь к соседнему вагону, но не удержался и упал на рельсы. Сквозь громыхание колес и встречную силу воздуха услышал Сергей смертный крик Верзилы. Закрыв лицо руками, Сергей сел на крышу вагона.

Товарняк стал притормаживать в тупике. Справа и слева густел кустарник, и стук колес, отражаясь от горного кряжа, поглощался зарослями.

Состав почти остановился. Сергей спрыгнул и кубарем скатился с насыпи. Для ночного прыжка приземление было довольно удачным: руки и ноги не сломал, а ушибы и царапины не в счет. Назад пошел не по шпалам, а по припутейным зарослям, страшась увидеть то, что стало с Верзилой.

Только через час он добрался до товарной станции, по пути забрав нож, который выронил на тропинке, скатываясь с насыпи после удара Верзилы.

«Вот, Сергей, тебе и хороший день! Не хватало еще, чтобы российского дипломата обвинили, пусть даже и в непредумышленном, убийстве», разговаривал сам с собой Михайлов.

«Да, но кто тебя, милый друг Сережа, сможет обвинить в этом? Никто! Коротышка тебя не видел, а свое он получил. Вот только, если кто случайно наткнется на машину с дипломатическими номерами. Тогда некто, а это скорее всего будет Макаров или Шевцов, сможет сопоставить инцидент с Самойловым и твое пребывание на станции, но прямых обвинений они выдвинуть не смогут».

«Правильно, Серега! Они побоятся засветить свой интерес и участие своих людей в этом деле. Ведь была же другая дипломатическая машина на станции, её мог видеть кто-нибудь из посторонних или рабочие на станции, например. И в ней сидел один из телохранителей — больше некому».

«Тогда пока все в порядке. Побыстрее на станцию! Если жив Георгий, он все прояснит», — Михайлов припустил трусцой к станции.

На складском дворе обстановка изменилась.

Тело Георгия так и отсвечивало белесым пятном у пакгауза. Ни Коротышки, ни его машины уже не было. Исчезла и «копейка» Георгия.

Сергей, соблюдая осторожность и не переставая оглядываться по сторонам, тихо подошел к подъездным путям, у которых лежал его недавний посетитель. Даже в ночной мгле было видно, что щебенка и песок у его головы изменили свой цвет, стали более темными.

Михайлов пытался нащупать пульс, но уже по остывшему телу понял Георгий мертв. Сергей никогда не был в подобной ситуации и не знал, что делать. Недолго думая, он поднял валявшийся тут же бумажник Георгия и какие-то документы.

«Нужно все собрать, чтобы не было и намека на то, что Георгий был Самойловым Иваном Ивановичем. А утром постараюсь встретиться со Светланой Яковлевной; пусть она через соседей Георгия заявит в полицию и, если к тому времени найдут труп, опознает его. Она же даст знать Трофимову, при каких обстоятельствах погиб этот человек».

Сергей подошел к своей машине, нашел в багажнике полиэтиленовый пакет, сложил туда документы погибшего и нож Верзилы, прошелся пешком до выхода из складской зоны и, убедившись, что никого поблизости нет, вывел машину и поехал домой.

Войдя в квартиру и не зажигая света, Михайлов прошел в ванную и смывал пот и грязь холодной водой, стараясь сбросить жар ночных событий.

Принеся керосиновую лампу в ванную, он посмотрел на себя в зеркало. Да, эта ночь не прошла бесследно. На Сергея из зеркала смотрел усталый человек с царапинами и ссадинами на шее, в порванной грязной рубашке, со сбитыми в кровь локтями и ладонями.

Глава 36

После прослушивания пленки Павел Николаевич ещё некоторое время оставался в кресле, одновременно отдыхая и размышляя обо всем услышанном и увиденном сегодня.

Общая картина происшедшего вырисовывалась теперь довольно ясно. Но в то же время возникло какое-то неопределенное чувство опасности: опасности как для него лично, так и для его подчиненных, а может быть, для тех оперов из уголовного розыска и ФСБ, которые обсуждали детали этого преступления, записанные на магнитофонной пленке.

Доверять этому чувству его долго учил наставник — Сыскарь, и это не раз его выручало.

Павел Николаевич мысленно представил себе образы тех людей, голоса которых он только что слышал.

Старший следователь Иван Игнатьевич Стеблов слыл в городской прокуратуре весьма осторожным сотрудником. Все решения, которые необходимо было принимать по долгу службы в отношении подозреваемых, задержанных или преступников, всегда согласовывал с вышестоящим руководством.

Иван Игнатьевич был высоким, сухопарым мужчиной. Его седые волосы с металлическим отливом всегда были коротко подстрижены, глаза глубоко запали, как будто он недавно болел, и впечатление это усиливала туго натянутая на скулах кожа. Человек с таким лицом мог быть и солдатом, и ученым, и священником, но никак не работником прокуратуры.