Потаенные места

– Слава богу, по крайней мере, вы, мистер Хадли, вернулись оттуда целым и невредимым, – отозвалась Пудинг и сразу об этом пожалела. Выражение лица Алистера стало болезненным, и он не ответил. – Я имею в виду, что случилось бы со Слотерфордом, если бы вы погибли? С фермой, фабрикой и со всем остальным, – продолжила она. – То есть…

Она не придумала, что добавить, и замолчала, жалея, что не сделала этого раньше.

Данди ответил ей глубоким вздохом скучающей лошади, которой надоело греться на солнце. Воробьи прыгали вдоль желоба, окружающего каретный сарай, чирикали и копались в мусоре, выискивая ячменные зерна. В долине грохотала фабрика, и что-то заставило гусей возмущенно загоготать в их загоне.

– Должно быть, прикатил Кит со своими письмами, – вяло заметила Пудинг.

– Я хотел бы попросить тебя об одолжении, Пудинг, – произнес Алистер почти одновременно с ней.

Он выглядел робким. Пудинг покраснела за него и, чтобы скрыть это, сделала вид, что ее занимает кусок сложенной ткани, которой она только что била по крупу конька.

– Конечно, мистер Хадли. Я буду рада помочь.

– Ирен, то есть миссис Хадли, нашла что-то довольно странное в дымоходе старой школьной комнаты. Собственно, это кукла. Что уже странно, потому что здесь не было маленькой девочки в течение ста лет, пока не родилась тетя Нэнси, а та со всей решительностью заявляет, что не имеет к ней ни малейшего отношения. В любом случае Верни Блант и этот парень Таннер думают, будто это что-то связанное с порчей.

– Понятно, с порчей, – проговорила Пудинг. – Но о какой порче вы говорите?

– Ну, что-то помещается в дымоход… Я полагаю, в качестве своего рода приношения темным силам, связанного с магическим заговором или заклинанием.

– Как детская обувь в старой соломе?

– Вот именно. И юный Таннер уверяет, что Ирен должна показать находку его бабушке. По-видимому, старушка эксперт по таким вещам и сможет сказать, оставили куклу в дымоходе ради доброго или злого дела, а также способна принять необходимые меры против любых… негативных последствий, которые могут произойти оттого, что куклу потревожили.

Взгляд Алистера, которым тот на нее смотрел, казался смущенным, и Пудинг никак не могла решить, стоит ли притвориться, будто она верит в подобные вещи, тогда как это было не так, или посмеяться над услышанным, хотя это могло оскорбить миссис Хадли.

– Что ж. Я слышала, к старухе Таннер идут все, у кого возникают разного рода проблемы. Вы, наверное, знаете, что, когда люди болеют и не могут себе позволить обратиться к моему отцу, они лечатся у нее отварами трав.

Пудинг осторожно выбирала слова и старалась, чтобы голос не выдал ее истинного отношения к знахарке, хотя она ясно помнила, как отец описал ей состояние Терезы Хэнкок после того, как та приняла одну из белых горошин бриония, которые ей дала старуха Таннер, чтобы избавиться от нежеланной беременности. Девочка, которой исполнилось не больше четырнадцати, извивалась, как змея, на грязных простынях от приступов рвоты. Ее прямо выворачивало наружу. И появившийся на свет мальчик, Микки, был теперь крепким малышом, которого все баловали, несмотря на то что он родился в грехе.

– На самом деле я совершенно уверен, что все это чушь. Колдовство, я имею в виду, – сказал Алистер.

– О да. Наверное.

– Только… моей жене пришлась по душе подобная мысль. Не потому, что она верит в колдовство как таковое, а из-за идеи отправиться к миссис Таннер и обо всем ту расспросить. Юный Иосиф вполне ее убедил. Конечно, она не знает… – замялся он и снова внимательно посмотрел на Пудинг. – Она совсем ничего не знает о Таннерах. Об их дурной репутации. А тут еще я насел на нее: мол, она должна выходить из дома и встречаться с соседями. Нэнси отказывается принимать в этом какое-либо участие, что, кажется, делает Ирен еще более решительной… Вот я и спрашиваю, Пудинг, не согласишься ли ты пойти с ней? В смысле к Таннерам? Уверен, это посещение не займет много времени. Но один в поле не воин, сама понимаешь, а они хоть, по крайней мере, знают тебя в лицо.

– Конечно пойду! С удовольствием, – откликнулась Пудинг.

На лице Алистера отразилось облегчение, и она почувствовала, как ее распирает от счастья.

Она готова была согласиться на все, о чем бы Алистер ни попросил, даже предложи он ей изваляться в грязи, или прыгать до вечера на одной ноге, или изменить имя… Хотя на самом деле трудно было придумать имя худшее, чем Пудинг, так что день избавления от него стал бы для девушки праздником. Ее послушание и преданность Алистеру были связаны не только с тем, как он обходился с Донни, но и с тем простым фактом, что он, казалось, жил здесь всегда. Он появился на Усадебной ферме еще до того, как родилась Пудинг, и представлялся ей милостивым повелителем здешнего края, каковым на самом деле и являлся, – во всяком случае для тех, кто работал на его фабрике. Он был воплощением справедливости и верности себе, тогда как другие люди, казалось, были ненадежны и непредсказуемы. Даже те из них, которых она любила больше всего на свете.