Мать опустила глаза, явно не зная, что ответить.
— Знаешь сколько раз я думал найти его и привести к тебе, чтобы ты увидела, что жизнь идёт своим чередом и он о тебе не думает?! Знаешь сколько раз я мечтал о втором ребёнке, но понимал, что ты не хочешь от меня больше детей. Знаешь как это больно?! Знаешь, как мне было обидно за Грейс, когда ты её стерегла как конвоир?! Я пытался сглаживать углы, чтобы у моей доченьки было побольше кислорода, но я не могу все время находиться рядом! Знаешь сколько раз я мечтал, чтобы ты встречала меня из командировок хотя бы с улыбкой?! Но получал кислую мину и ледяной взгляд. Знаешь сколько раз я думал, что ещё сделать, что придумать, чтобы ты очнулась от своего сна?! — продолжал напирать папа.
Он у меня потрясающий. Я уверенна, что они найдут с Майклом общий язык. Оба стараются ради своих любимых.
А Майкл любит меня?!
А вдруг нет?!
Блин, как узнать это?! Не могу же я в лоб задать этот вопрос! Я же всё поняла и осознала, но не знаю о его чувствах. Хотя во время танца я поняла, что он не злится на меня из-за матери и вроде его отношение всё такое же тёплое.
— Ты преувеличиваешь! — выдала мать.
Мои глаза расширились от подобной наглости. Да он преуменьшает вообще-то!
— Серьёзно?! Хорошо. Тогда чтобы ты поняла всю серьёзность положения, в которое сама загнала нашу семью, я тебе помогу. Либо ты перестаёшь играть в обиженную жертву и начинаешь жить, либо мы разводимся, — спокойно сказал папа.
Я задержала дыхание и перевела взгляд на маму. Она уставилась на него и замерла.
— Насчёт Грейс. Ты не вмешиваешься в её личную жизнь, на то она и личная. Не проверяешь её телефон, не стоишь под дверью подслушивая, не держишь свечку, не запираешь её дома и не запугиваешь. Она уже взрослая, — добавил папа и встал.
— Я дам тебе время. В последний раз. Неделю. Если ты не изменишься, то прости и прощай, — закончил папа и пошёл разбирать вещи.
Я посмотрела на маму, которая пребывала в шоке. Но мне не захотелось её поддержать. Я на папиной стороне. Я понимаю его. Поэтому пошла вслед за ним.
— Пап, спасибо тебе. И мне очень жаль, что всё так вышло, — тихо промолвила я.
Папа развернулся и раскрыл руки для объятий. Я подлетела и уткнулась в его грудь, вдыхая родной запах.
— Доченька, это должно было случиться. И видишь, как судьба повернулась. Значит так и должно быть. Насчёт знакомства, пригласи семью Майкла, пожалуйста. Если у них получится, то будет здорово. Хочу посмотреть на того, кто покорил сердце моей любимой дочурки и встал на её защиту, — ответил папа и поцеловал меня в макушку.
Я кивнула, и мы простояли так ещё какое-то время. Нам нужны были эти объятия. Мы поддерживали друг друга. Мы ценили и уважали друг друга. Мы проявляли свою любовь.
Ближе к вечеру мне пришла в голову безбашенная идея. Мне кажется, я не усну сегодня ночью, предвкушая это. Но надо сначала поставить в известность Майкла. У меня не было моральных сил идти куда-то, поэтому решила написать ему:
Ровно через минуту он ответил:
Я улыбнулась. Раз я до сих пор «малышка», значит я всё правильно делаю и чувствую.
Ну почти поговорить. На его языке хочу поговорить. На испанском в том числе.
Он по-прежнему волнуется. Он по-прежнему внимательный.
Из глаз выкатились слёзы. Сердце защемило, в горле пересохло. Он бывает очень трогательным. И он всегда открыт. Говорит, как есть, не таясь и не лукавя.
Я ему верю. Я всё исправлю. Я всё ему верну, что он дал мне! Я не буду как моя мать только принимать всё.
Улыбаюсь сквозь слёзы. Я не могу признаться ему в сообщении. Поэтому приходиться уклончиво писать и намекать, что скоро его или наши мучения закончатся.
Почему у меня сейчас ощущение, что он не только про танцы говорит?! И это меня окрыляет. Слёзы высохли, и я быстро набираю ответ:
Мне нужно убедиться в своих мыслях.