Боже, со мной никогда такого не было.
Эти искры…неужели он не чувствует это?
Меня накрывает дикой волной, когда чувствую его вкус на своих губах. Чернично — ванильный десерт моих сигарет мне кажется дрянью, теперь мой любимый вкус — мускусный грешный оттенок мужчины.
Я хочу выкурить все его поцелуи. Все до одного.
Хватаюсь за жесткие густые волосы, когда чувствую на своей шее совсем неласковые укусы, а потом прикосновение его алчных губ.
Мимо нас проходят люди, и мы у всех на виду, но мне совершенно плевать. Обнимаю ногами его тело, хочу забраться к нему за шиворот, к груди и там остаться. Одной рукой Романов удерживает меня за спину, а другой оглаживает оголенное бедро. Я чувствую его желание, одно на двоих, убийственное.
— Юлька, — шепчет где-то за ушком, запуская ворох мурашек. — Безумие какое-то. Блть…
Стаскивает меня с парапета и ставит босиком на холодную плитку.
Отстраняется, проводя рукой по волосам.
Мы оба дышит надсадно, задыхаемся этим безумием, но остановиться не в силах. Я не могу, пусть даже не просит и не пытается снова сбежать.
— Потанцуй со мной, — требую я. Он знает, о чем я прошу. — Сейчас же.
Я настолько сошла с ума, что прошу его сама, умоляю…
Устало усмехается.
Нет, не смей!
Даже не думай меня бросить с этими чувствами одну!
— Я не танцую маленьких глупых девочек, — глядя в глаза, изрекает Романов.
— А умных? — срывается мой голос.
— А умная никогда не попросит об этом сама.
Вот и всё.
Глупая, маленькая дурочка — вот, кто я для него…
— Пошел ты! — ору ему прямо в лицо. Хватаю свои туфли и хочу расквасить каблуками его холеную сдержанную морду. Ненавижу! Ненавижу! — Черствый сухарь!
— Я тебя отвезу.
— Пошел ты, — срываюсь на бег как истеричка. Несусь вдоль Набережной, не оборачиваясь.
Я не слышу его шагов. Потому что он не идет…
27. Юля
— С почином! — протягиваю Алке бокал с красным сухим.
— Давай! — чокаемся с подругой. — Первый пошел!
Сегодня мы с Рюминой сдали свои первые экзамены по специальностям на отлично и отмечаем это успешное событие у меня дома в кухне-гостиной.
— Боже, ммм! — с набитым ртом закатывает удовольствием глаза Аллочка. — Это пищевой оргазм какой-то, — подруга уплетает фаршированные перцы, приготовленные моим братом. — Ну так что? На чем мы остановились?
— Кажется… — задумываясь, вспоминаю, — на эректильной дисфункции, — со смешком выдаю я.
Алка закашливается и обмахивает полотенцем лицо!
— Звучит красиво! — хохочет Рюмина. — Если бы не было так печально.
Это точно. Обсуждать предполагаемую импотенцию Романова с Аллочкой Рюминой — то еще увлечение! Я не удержалась и выложила единственной подруге, которой могу доверять, всё, что касается Мистера-Чертова-Костюма. Ну просто мне больше некому пожаловаться и спросить дельного совета, почему Черствый сухарь меня не хочет. И только Рюмина могла предположить, что потрясающий мужик Романов может быть импотентом.
— Он — не импотент, Ал, — еще, вон, защищаю этого благородного козла.
— Не хотеть тебя может только тот, у кого не стоит, — заключает Рюмина, делая глоток из пузатого бокала.
— У него стоит. Я чувствовала.
— Может, это его обычное состояние, ты ж не знаешь, какие бывают мужские патологии, — разводит руки в стороны Алка, а я прыскаю, представляя Костюма с постоянно стоящей штуковиной и радуюсь, что он — не танцор. А то всем известно, что им обычно мешает!
— Он не похож на больного! — уже не сдерживаясь, ржу я так, что кусок узбекской булки изо рта вылетает.
— Так по тебе тоже не скажешь, что у тебя слабоумие! — говорит Рюмина с таким уверенным лицом, что непроизвольно ей верю!
— Зараза, — хватаю со стола оливку и бросаю в Алку.
Обе поворачиваем головы в сторону звука, проворачивающегося в замочной скважине, ключа.
— Антон, — сообщаю Алке и вижу, как подруга вдруг вся подбирается и расправляет плечи, спуская с одного короткий рукав футболки.
Замолкаем и ковыряемся каждая в своей тарелке. Обсуждать при брате мужские бубенчики как-то не улыбается.
Суриков, ступая босыми ногами, проходит в гостиную, бросает свой вечно хмурый недовольный взгляд на наш импровизированный девичник и открывает холодильник.
— Привет, Антош, — мурлычит Рюмина голосом, от которого даже я завожусь.
Брат достает пакетированный сок и прямо из горлышка начинает его жадно глотать. Ненавижу эту его манеру!
— Ах, точно! Я и забыла, какой ты — мудак, — не получив ответного приветствия, продолжает Алка, с яростью сжимая салфетку.
Антон молча убирает, уверенна, полупустую упаковку сока обратно и двигается из комнаты мимо нас.
— Не подавись, — кивает на перцы в тарелке Рюминой и выходит из гостиной.
— Сволочь, — себе поднос ругается Алка, покрываясь алыми пятнами.
Я привыкла.
У них с первой их встречи так. Мой брат — единственный человек, который не ведется на обаяние Рюминой, да он в принципе вообще ни на кого и ни на что не ведется, а чего она так вечно бесится из-за этого, мне не понятно.