Потапыч

Тем временем рассвет близился, и в пустой кабак вщемился матёрый, лет сорока на вид, здоровый и с торчащими даже в человеческом виде клыками КАБАНИЩЕ. В смысле, очевидный и однозначный представитель рода Капрос, родственник моей предстоящей поединщицы. Что наглядно подтверждало всё сказанное Серпентом, подельниками и вычитанное в книгах — никакого негатива этот Капрос не проявлял. Завалился в кабак, смерил нашу компанию взглядом маленьких глазок и просто кивнул, получив в ответ кивки. И уместился за столик в отдалении, принявшись сосредоточенно питаться.

Ещё через четверть часа в кабак набилась дополнительная тройка Капросов, не столь матёрых, но не агрессивно настроенных, заметно. И наконец, на рассвете заявилась Фиалка, с физиономией задранной и зыркающей на меня странно. Ну в смысле, не особо враждебно, скорее с любопытством. Видимо, и вправду «отошла», а порывистость, этакий «кабаний бросок» на всё, что вижу — у них родовое. Впрочем, никто «а давайте не будем драцца!» не орал, как я надеялся, да и Серпент намекал на такую возможность. Вышли из кабака, проследовали компанией из Капросов и моей компании на поляну в парке. Объявлять «зачем собрались» никто не стал, правда матёрый кабанище, ещё раз (и глубже чем раньше) кивнув мне, важно прохрюкал:

— Почтенный видом. Я — Щебур Капрос. Сталь или колдовство?

Это было не «правилом», а как раз укладом, этикой таких назначенных поединков. Пистолями в таких поединках, по крайней, между друг другом, владетели вообще не пользовались. А вот определить, махать шашками (или руками-зубами-когтями-клювами) или кидаться друг в друга заклинаниями — это был этакий «вежливый договор». Причём, вопрос именно мне, как вызванному, хотя опять же — не правило, а уклад, да и в рамках узнанного могла и хрюшка сама обозначить «тип», вроде бы выходило возможно.

— Михайло Потапыч. Сталь, — бросил я, хотя стали использовать не собирался.

Просто Потап очень толсто намекнул, что на «одну лапу положим», ну и прочее такое. Мозг мне чуть не протрахал своими воплями. Ну и я как-то решил, что пусть будет: теоретически и вправду должны справиться, ну а если что — «галантно сдамся», по крайней мере, попробую это провернуть. И буду долго, с наслаждением, нудеть…

«Не дождёссси!» — почувствовалось ехидное эмоционирование от Потапа.

Фиалка заняла место напротив меня, с противоположного конца поляны и одновременно снаружи и изнутри, раздалось «начали!» Снаружи — от Щебура, который принял функции распорядителя. Ну а изнутри от Потапа, как понятно. Хрюшка полыхнула магией, пригнулась, оскалилась, сделала шаг… и ошарашено отпрыгнула назад, чуть не покинув поляну.

Дело в том, что Потап, задница мохнатая, «жёг». Иначе не скажешь. В меня просто… да слов нет, я себя ощущал нефтяным трубопроводом за день до сдачи бюджетного отчёта. Энергия, магия, чёрте что, просто распирало тело, причём в самом прямом смысле. Оборот произошёл полностью, практически мгновенно. И… не остановился. Поток явно корректируемой Потапом энергии продолжал вливаться в моё тело, делая меня больше, шире, злостнее. На определённый момент даже подготовленная для оборота кираса начала потрескивать сложным механизмом ремней — меньше, чем через минуту после начала оборота!

— Хватит! — чуть ли не запаниковал я.

«Да, довольно», — вальяжно отэмоционировал Потап. — «Что стоишь, придурок?» — поинтересовался он.

А я немножко хренел от того, во что меня натериантропило. Со стороны я себя, само собой, не видел, но судя по ощущениям: чудище обло, озорно и даже, возможно, лаяй. Плечи в полтора метра, не меньше. Лапы — жуть, когтишшы — жуть в степени, потому что десять штук из заметных. Вдобавок густая шерсть переливалась огненными огоньками, правда, с этим я, похоже, сам постарался. В смысле, когда Потап меня корёжил, я уцепился за свою самость, в том числе и за душевную жабу, которая стала частью меня. Ну и добавил огоньку, что смотрелось… впечатляюще, судя по перекошенным рожам окружающих.

Ну да ладно, Потап начинает недовольно порыкивать, я сделал шаг в сторону распахнувшей варюшку Фиалки… и чуть не распахнул варюшку сам, судорожно пытаясь понять что за чертовщина творится. Дело в том, что я проваливался в мать-сыру-землю, покрытую травой, при каждом шаге, на десяток сантиметров минимум. Причём мало того, что это не доставляло дискомфорта, так ещё и земля шла волнами! И воздух, как оказалось, при движении. Точнее — шло волнами, искажениями, пространство, от той хрени, что сотворил со мной Потап.

Наблюдатели стояли с распахнутыми клювами, Фиалка припала к земле, обратившись… вообще, даже удивительно: свинячие черты проглядывали, но какие-то… Ну скажем так, не баба-свинота из неё выходила, на удивление. Видимо, эстетизм был не чужд Капру их рода, так что морфизм свинюшки выходил на удивление органичным, а не противным и отталкивающим.