Потемкин

Императрица не спешила покидать город, где ей было «весьма хорошо, и истинно как дома». Вечером 29 мая она посетила загородный дом преосвященного Венеамина в пяти верстах от Казани, где ее встретило все знатное духовенство, а «по обеим сторонам внутри двора стояли учащиеся в школах малолетние татары, мордва, чуваши, черемисы и вотяки, которые пели “Царю небесный” и держали в руках зеленые ветви». Несколько малолетних школьников говорили «вновь сочиненныя в виршах речи» на родных языках. Столы для Екатерины II и сопровождавших ее персон были накрыты «десертом», кофе, виноградными винами и фруктами. В последний день пребывания в Казани императрица посетила загородный дом губернатора, куда для прощального торжества были приглашены знатные особы «обоего пола». У крыльца ее встречал радушный хозяин со своей семьей и всеми гостями. Для увеселения «собраны были татары, чуваши, мордва, черемисы и вотяки с женами, которыя плясали, каждая порознь, при том играла их татарская музыка с припевами». Затем начался маскарад, но императрица не надела маскарадного платья и весь вечер «забавлялась» игрой в карты. После ужина был устроен великолепный фейерверк, и всем присутствующим, по традиции, раздавали специально подготовленные книжки с его описанием. Причем, как свидетельствует «Камер-фурьерский журнал», во все дни пребывания императрицы в Казани, с 26 мая по 1 июня, перед домом, где она остановилась, «вечером за полночь… построен был щит и украшен живописными картинами и зажжены внутри плошки», а в городе дома были иллюминированы.

1 июня 1767 г. Екатерина II отправилась из Казани в дальнейшее путешествие, отъезд монаршей особы из города проходил не менее торжественно, чем встреча: карета императрицы «окружаема была бегущим гражданством так, что с нуждою и карете идти было возможно, и все восклицали “ура”, и в городе производилась пушечная пальба и колокольный звон, а на пристани по обеим сторонам стояли дворяне и купечество». На следующий день эскадра стала на якорь у города Болгары, где сохранились руины древнего Болгарского городища — домонгольского поселения волжских булгар X — начала XI столетия, и Екатерина II на шлюпках переправилась на специально построенную к ее приезду пристань. После молебна в Вознесенском монастыре Екатерина II осмотрела «каменного строения, которое еще в давнейших годах строено было». О своих впечатлениях она сразу же сообщила в письме к Н.И. Панину: «Вчерашний день мы ездили на берег смотреть развалины старинного, Тамерланом построенного, города Болгары и нашли действительно остатки больших, но не весьма хороших строений, два турецких минарета весьма высокие, и все, что тут ни осталось, построено из плиты очень хорошей; татары же великое почтение имеют к сему месту и ездят Богу молиться в сии развалины». С возмущением она писала своему корреспонденту, что по указанию казанского архиерея Луки в годы правления императрицы Елизаветы Петровны многие древние сооружения были сломаны или перестроены, «хотя Петра I указ есть, чтобы не вредить и не ломать сию древность».

Летом 1767 года в Москве началась работа Комиссии по составлению нового Уложения, участие в которой стало одним из важнейших этапов на пути становления Потемкина как государственного деятеля. В древнюю столицу он был командирован с двумя ротами своего полка. Открытие комиссии состоялось 30 июля. В тот день в 10 часов утра Екатерина II, сопровождаемая двором, прибыла в Успенский собор, где после торжественного молебна пятьсот депутатов подписали присягу, обещая добросовестно выполнять свои обязанности. Затем все прошли в аудиенц-залу, где вице-канцлер князь A.M. Голицын от имени императрицы вручил членам комиссии знаменитый «Наказ», составленный самой Екатериной II. Этот документ стал не только крупнейшим актом государственной политики и законодательной доктрины своего времени, но и своеобразным выражением теории и политики «просвещенного абсолютизма». «Наказ» был адресован не только собственно окружению императрицы: для реализации его идей необходима была опора в разных социальных слоях. Надо заметить, что в составе библиотеки Потемкина было несколько десятков экземпляров «Наказа» на разных языках, это дает возможность утверждать, что он подробнейшим образом изучал и использовал столь значимый для того времени документ.