Потемкин

В 1806 г. известный писатель Сергей Николаевич Глинка, владелец соседних сел Закупы и Сутоки Духовщинского уезда, интересующийся истоками жизни могущественного вельможи блистательного екатерининского века, посетил родовое гнездо Потемкиных. Он увидел: все осталось неизменным, церковь выглядела неприкосновенной. Дом «просто дворянский», как замечает Глинка, также уцелел и свидетельствовал посетителю, что великий Потемкин, которому по плечу было превратить родное жилище в великолепный готический замок, оставил все по-прежнему. Правитель дома на вопрос путешественника: «Не осталось ли каких-нибудь книг от князя Григория Александровича?» — показал шкаф с духовными книгами, принадлежавшими еще князю и сохранившими на своих страницах восторженные замечания юного Григория. Вот книга Златоуста «О священстве». На завернутой странице Глинка читает слова автора: «Если хочешь всех военачальников исчислить от самой глубокой древности, ты увидишь, что их трофеи были большею частию следствием военной хитрости, и побеждавшие посредством оной заслужили более славы, нежели те, кои поражали открытою силою; ибо сии последние одерживают верх с великою тратою людей, так что никакой выгоды не остается от победы». Тут же на полях этой речи пометка юного Потемкина: «Правда! Сущая правда! Нельзя ничего сказать справедливие». Сколько раз современники и потомки будут обвинять Потемкина-военачальника в трусости и лености, не замечая его стараний сберечь людей и военной хитрости. На следующей загнутой странице против строк «Изобилие денег не то что благоразумие души, деньги истрачиваются» на полях запись: «это сущая правда: и я целую сии золотые слова». В селе Татеве, куда Потемкин в молодости приезжал к родным гостить, бабушки рассказывали внучатам старинное предание, будто часто утром дворня находила Григория спящим в библиотеке на стоявшем там бильярде: юноша просиживал за книгами целые ночи.

Как сын мелкопоместного шляхтича, Гриша вел простой образ жизни, играл на поповке с детьми духовенства и с ними же находил развлечение в разных сельскохозяйственных работах детского возраста — пас лошадей, собирал сено, был поводырем у телег с навозом, лихо скакал на неоседланной лошади. Своему учителю Семену Карцеву, охотно позволявшему ему все эти нехитрые удовольствия, он часто говаривал: «Когда я вырасту и буду богат, дам тебе самое хорошее место».

Спустя много лет, когда слава о положении Потемкина при дворе дошла и до Чижева, дьячок Семен Карцев, уволенный по старости в отставку, вспомнил про своего ученика и отправился навестить его в столицу. По прибытии в столицу, вспоминали его рассказ старожилы, он долго спрашивал на улицах у прохожих, где тут живет Гриша Потемкин. Сначала над стариком смеялись, наконец, какой-то офицер сжалился над ним и указал на Таврический дворец. Явившись туда, дьячок оробел при виде блеска и великолепия дворца. Но, когда вышел к нему в халате непричесанный Потемкин, Семен Карцев забыл про все страхи и, залившись от радости слезами, бросился к нему навстречу со словами: «Гришенька! Голубчик мой, здравствуй!» Потемкин и сам обрадовался, обнял своего первого учителя и воспитателя и сказал: «Ну, брат, утешил ты меня: давно, давно уже ни от кого не слыхал я такого ласкового привета». Стали вспоминать старину, родное Чижево, знакомых мужиков, сверстников детских игр. Важные вельможи так и не добились в этот день приема у светлейшего; он забыл про все дела и, запершись с дьячком в кабинете, переживал заново свое детство, без стеснения раскрывал свою душу и думы перед старым другом и учителем. Напомнил Потемкину Семен Карцев и то, как он, бывало, в детстве приставал к нему, прося разрешения вести в поле буланого с телегой, нагруженной навозом, уверяя, что выполнит важное задание не хуже деревенских ребятишек; как потом возвращался с поля, стоя на телеге, мчась во весь дух и погоняя буланку веревочными вожжами. Этот буланый по привычке все назывался у дьячка жеребенком, хотя ему уже перевалило за 20 лет. И много приятного сердцу вспомнили всесильный вельможа и заштатный дьячок. Наконец Карцев заговорил о цели своего путешествия и об давнишнем обещании своего ученика дать ему место. Потемкин призадумался. «Какое бы тебе дать место? Я, пожалуй, сделал бы тебя сейчас митрополитом, — усмехнулся могучий вельможа, — да ты сам не захочешь, я знаю. Ну, вот что: выбирай себе любую церковь в Петербурге и готовься в протопопы». Дьячок замахал руками. За неделю хождений по столице не нашел подходящего храма, уж больно все значительные, не похожие на милые маленькие смоленские церквушки. Тогда Потемкин придумал ему такую работу: ежедневно ходить к памятнику Петра на Сенатскую площадь и, осмотрев его, докладывать ему, все ли там обстоит благополучно. Вскоре эта пустая работа надоела дьячку, да и Потемкину наскучила забава. Он отпустил старика в родное Чижево, где Карцев жил до глубокой старости и умер в 1806 г., пережив своего питомца на 15 лет.