Потемкин

— Боюсь, мор будет, — отвечал вельможа»[201]. Потемкин тоже никогда не лез за словом в карман, а некоторые мемуаристы утверждают, что он еще и умел похоже передразнивать чужие голоса, чем смешил императрицу до слез. Митрополит Платон рассказывал, будто бы однажды Екатерина задала Григорию вопрос, а он отвечал ей ее собственным голосом[202]. Этому свидетельству трудно верить, так как Платон в начале 60-х годов еще не бывал при дворе и, скорее всего, передавал одну из многочисленных позднейших выдумок о светлейшем князе. Тем не менее нет дыма без огня. Ведь и Самойлов утверждал, что его дядя «тонкой сатирой» настроил против себя немало сильных людей. Покровительство такого крупного вельможи, как Разумовский, могло защитить молодого человека, но в тот момент гетман и сам оказался в весьма щекотливом положении.

Весной 1763 года, когда Екатерина II в сопровождении Григория Орлова отправилась из Москвы в Воскресенский монастырь, по городу распространились слухи, что императрица намерена венчаться с фаворитом. Такие планы действительно имелись, но они вскоре отпали из-за серьезного противодействия крупных вельмож. Дворянство, съехавшееся на коронацию в Первопрестольную, тоже отрицательно отнеслось к идее брака. Затея вернувшегося из ссылки А. П. Бестужева собрать подписи под прошением о вступлении государыни в новый брак провалилась[203]. Однако эти события имели далекоидущие последствия. Группа офицеров, прежних сторонников Екатерины, во главе с Ф. Хитрово, братьями Н. и А. Рославлевыми и М. Ласунским затеяла заговор, целью которого был арест или даже убийство братьев Орловых. Заговор почти сразу был раскрыт из-за доноса князя Несвицкого. Следствие вел сенатор Василий Иванович Суворов (отец будущего генералиссимуса), человек умный, строгий и абсолютно преданный Екатерине. Он сумел вскрыть немало неприятных сторон дела. Молодые офицеры оказались лишь видимой верхушкой айсберга, руководили же ими совсем другие люди. На допросах Хитрово прозвучали фамилии Е. Р. Дашковой, Н. И. Панина, К. Г. Разумовского, 3. Г. Чернышева[204].

Заговорщики поднимали вопрос о якобы данном Екатериной II обещании Панину быть только правительницей, а не самодержавной государыней. Следствие не было доведено до конца. В комплот была вовлечена по крайней мере половина прежних сторонников императрицы, оскорбленных, по выражению Дашковой, тем, что «революция послужила лишь опасному для родины делу возвышения Григория Орлова»[205]. Остерегаясь открыто задевать крупных вельмож, императрица предпочла замять дело. Никто из знатных лиц не пострадал, да и сами офицеры подверглись весьма мягкому наказанию. Н. Рославлев отбыл служить на Украину, его брат А. Рославлев — в крепость святого Дмитрия Ростовского, а М. Ласунский — в город Ливны. Хитрово был сослан в свое имение — село Троицкое Орловского уезда, а не в Сибирь, как позднее Дашкова уверяла Д. Дидро.

Остается удивляться, почему история с Хитрово не задела Потемкина. Отчего товарищ-конногвардеец, вместе с Григорием поднявший 28 июня полк на присягу, не попытался вовлечь сослуживца в новый заговор? Но факт остается фактом, в деле нет упоминания фамилии нашего героя. Под конец Хитрово повинился перед императрицей в личном разговоре и рассказал, кого он посещал и пытался привлечь к мятежу. Вероятно, энтузиазм Потемкина в отношении Екатерины был известен, и товарищ не решился открыться ему в новых противоправительственных замыслах. В любом случае май-июнь 1763 года, когда были арестованы некоторые офицеры — участники переворота, оказались для Грица тревожными.

14 июля 1763 года двор вернулся из Москвы в Северную столицу, а в первых числах августа Потемкин получил весьма солидное назначение в Синод. Его «определили за обер-прокурорский стол», то есть сделали своего рода заместителем нового обер-прокурора И. И. Мелиссино, с правом личного доклада государыне. Это был взлет. Особенно если учесть возраст — двадцать четыре года — и невысокие пока чины Потемкина — подпоручик и камер-юнкер. Должность дана была ему явно «на вырост». Вероятно, у императрицы не было сомнений, что вскоре она сумеет «подрастить» способного и образованного сотрудника до камергера. Такое благоволение не могло не вызывать зависть окружающих. Самойлов постоянно намекает на интриги разнообразных придворных «злодеев», с первых шагов невзлюбивших его дядю.

Затворник

Однако первый серьезный удар Потемкин получил не от «завистников», а в полном смысле слова от Судьбы. В 1763 году он неожиданно ослеп на правый глаз. Событие это породило массу легенд, вплоть до самых невероятных. Говорили, что изуродовал молодого человека Алексей Орлов и что впоследствии Григорий ездил в Париж, где заказал себе хрустальный глаз[206]. Возмущенный подобного рода «баснями», Самойлов заявляет: «Быв тому очевидцем, подробно об оном поясню».