Потемкин

В церкви у Пречистенских ворот, примыкавшей к дворцу, были помещены красноречивые иконы-портреты с изображением великомученицы Екатерины и Григория, просветителя Армении[438]. В церковь Большого Вознесения пожертвованы серебряные свадебные венцы с небольшими эмалевыми портретами наших героев[439]. Тогда же была изготовлена изящная табакерка-раковина с вензелями Екатерины II и Г. А. Потемкина, накрытыми соответственно императорской и княжескими коронами[440]. Императрица и ее избранник если и не говорили вслух об изменении статуса Потемкина, то разными способами намекали на это. Имеющий глаза да увидит.

Екатерина с благосклонностью принимала родных своего возлюбленного, сама делала им визиты, подчеркнуто благоволила к матери Потемкина. В течение 1775 года Дарья Васильевна несколько раз побывала при дворе. 19 марта императрица поздравила свекровь с именинами и послала ей подарок. В одной из записок того времени Екатерина пишет Григорию Александровичу: «Я приметила, что матушка ваша очень нарядна сегодня, а часов нету. Отдайте ей от меня сии»[441]. Императрица еще не раз будет делать госпоже Потемкиной разные презенты: флакончики в футлярах, перовики, табакерки из кости, свой портрет, усыпанный бриллиантами. В самом начале следующего, 1776 года Дарья Васильевна даже окажется пожалована в статс-дамы. Конечно, старушка уже не выезжала из Москвы и не «блистала» при дворе, но дорог был знак внимания.

Однако жизнь в старой столице вовсе не была безмятежна. Иностранные наблюдатели подчеркивали, что горожане Москвы холодно встретили государыню. А вот за каретой великого князя Павла Петровича бежали восторженные толпы. Молодой друг цесаревича Андрей Разумовский, склонившись к уху Павла, многозначительно прошептал: «Если бы вы только захотели…»[442]

Екатерине необходимо было вернуть свою популярность в народе. Ей казалось, что она придумала способ. Война закончилась, внутреннее возмущение тоже, казна могла позволить урезать подати. Ко дню рождения императрицы был приурочен указ о снижении налогов на соль. 21 апреля «для народной выгоды» цена соли с пуда была уменьшена на 5 копеек[443]. Эту идею подал Потемкин[444].

Против всякого ожидания высочайшая милость не произвела впечатления на горожан. Французский министр Дюран де Дистроф писал, что «императрица нарочно выбрала день своего рождения, чтобы обнародовать известие, которое способно было вызвать… благодарность населения большого города. Она уменьшила налог на соль, и полицеймейстер вышел с поспешностью из дворца, чтобы сообщить народу об облегчении, которое относится главным образом к нему. Вместо радостных восклицаний… эти мещане и мужичье перекрестились и, даже слова не вымолвив, разошлись. Императрица, стоявшая у окна, не могла удержаться, чтобы не сказать громко: „Какая тупость!“ Но остальные из зрителей почувствовали, что ненависть народа к Екатерине столь велика, что ее благодеяния принимаются равнодушно»[445].

Зато, по словам английского посла сэра Роберта Гуннинга, большой любовью пользовался в это же время цесаревич Павел. «Популярность, которую приобрел великий князь в день, когда он ездил по городу во главе своего полка, разговаривал с простым народом и позволял ему тесниться вокруг себя так, что толпа совершенно отделяла его от полка, и явное удовольствие, которое подобное обращение доставило народу, как полагают, весьма не понравилось»[446]. Екатерина была задета, она считала, что цесаревич еще ничего не сделал, чтобы заслужить любовь подданных. Но в том-то и заключена разгадка симпатий к Павлу: он почти никому не был известен, а его мать царствовала уже четырнадцать лет. И добавим: лет непростых. Война, чума, внутренняя смута — достаточно, дабы охладеть к главе государства и возложить чаяния на нового человека.

Отношения Екатерины с сыном становились все напряженнее, и Потемкин играл в этом семейном расколе не последнюю роль. В государственном управлении России он занял то место, которое по достижении совершеннолетия сторонники прочили Павлу Петровичу. Стал членом Совета, фактическим главой Военной коллегии, первым человеком после государыни. С ним, а не с наследником императрица обсуждала все важнейшие дела.