Потемкин

Внешние приличия поддерживались, но восемнадцатый век все же был веком откровенности. Сама Екатерина держалась на людях очень сдержанно, хотя иногда позволяла себе рискованные шутки. Так, посещая какую-то гончарную мастерскую, она сделала столь смелое замечание по поводу формы одного из изделий, что шокированный Корберон записал его в своем дневнике условными знаками. Позднее ее секретарь отметил, как ее забавляло то, что мифологические героини объясняли свои беременности посещениями богов.^[323] Несколько вольных шуток за целую жизнь, проведенную на публике, — не диво.

Там, куда свидетели не допускались, Екатерина обращалась с любовниками со сдержанной грубоватостью. Письма Потемкину и Завадовскому выдают ее безудержную чувственность. При этом, насколько нам известно, она никогда не вступала в связь без любви. Нет никаких свидетельств тому, что она когда-либо приближала к себе мужчину, не веря, что вступает в долгие и серьезные отношения.

С другой стороны, вероятно, должны были иметь место и «переходные случаи» и «однонощные свидания» в поисках совместимости, однако они были неизбежно редки. В Зимний дворец практически невозможно было кого-нибудь ввести — и вывести обратно, — миновав горничных, лакеев и придворных. Мы помним, как, подходя к комнатам Потемкина в 1774 году, Екатерина часто не могла войти из-за присутствия адъютантов и незаметно возвращалась в свои апартаменты, хотя он был официальным фаворитом.

Жизнь Екатерины проходила настолько на виду, что даже наш век папарацци кажется торжеством частной тайны. Каждый шаг, сделанный ею во дворце, подмечался и комментировался» Только Потемкин мог входить к ней и выходить, когда желал, потому что их покои соединял прямой коридор, но зато все и признавали, что он — исключение.

Роман императрицы получал официальный статус в тот день, когда фаворит назначался на должность генерал-адъютанта ее величества. В некоторых случаях, как мы видели, они выбирались из числа адъютантов Потемкина — должность, исполнение которой подразумевало частые встречи с государыней.^[324] Поэтому, когда дипломаты спешили сообщить, что Потемкин представил Екатерине такого-то офицера, это могло иметь важные последствия^{45}. Государыня действительно предпочитала выбирать любовников из числа помощников Потемкина: они были как бы отмечены его личностью и знали принятый порядок.

Прежде чем получить назначение, молодой человек проходил ряд испытаний. Легенда гласит, что Потемкин просто выбирал одного кандидата из длинного списка. Затем, если тот нравился Екатерине, он попадал к «eprouveuse» («испытательнице»): сначала эту роль играла графиня Брюс, затем Анна Протасова. Сен-Жан, автор весьма сомнительных мемуаров, возможно, служивший в кавалерии Потемкина, заявляет, что князь стал чем-то вроде специалиста по семейным проблемам: будущий фаворит проводил с ним полтора месяца, чтобы «обучиться всему, что необходимо знать» партнеру Екатерины.^[325] Затем его осматривал доктор Роджерсон, после чего, наконец, следовало главное испытание. Эта легенда почти полностью ложна, особенно в том, что касается роли Потемкина.

Как они выбирались? По вкусу, по случаю, иногда с помощью хитрости. В сутенерство Потемкина верили почти все: «Теперь он играет ту же роль, что Помпадур в конце жизни при Людовике XV», — заявлял Корберон. Действительность была гораздо сложнее, потому что она затрагивала чувства проницательной и самолюбивой женщины. Ни Потемкин, ни кто иной не мог «поставлять» Екатерине мужчин. Оба они были для этого слишком горды. Так, он не «поставлял» ей Завадовского, который являлся ее секретарем. Как ее друг и супруг, он в конце концов санкционировал их союз, хотя предварительно сделал попытку избавиться от скучного секретаря. Говорят, что он «назначил» Зорича. В день, когда состоялся обед в Озерках, непосредственно перед тем, как Зорич стал фаворитом, они с Екатериной обменялись посланиями, из которых можно многое понять.

Князь пишет императрице, «всеподданнейше прося» определить Зорича себе в помощники, «пожаловав ему такую степень, какую Ваше Императорское Величество за благо признать изволите». Таким образом Потемкин выяснял, одобряет ли Екатерина персону Зорича. Она приписала: «Определить с чином подполковника».^[326] Потемкин желал, чтобы она была счастлива, а он сохранил бы свою власть. Возможно, подобным косвенным путем — а вовсе не так вульгарно, как передавали дипломаты, — он «пробует воду», спрашивая, желает ли Екатерина видеть определенного молодого человека при дворе, не унижая при этом ее достоинства. Она же, выбрав фаворита, часто обращалась к Потемкину за тем, что называла «его разумным руководством».

Но, разумеется, выбор она делала сама: Ланской, например, состоял адъютантом Потемкина, но князь прочил в фавориты кого-то другого. Панин и Орловы соперничали, представляя государыне своих кандидатов, поскольку считалось, что фавориты обладают некоторым влиянием. Так, Румянцев и Панин надеялись выиграть от возвышения Потемкина, но он разочаровал их обоих.