Иосиф, подобно другим бездарным военачальникам (как тут не вспомнить Петра III и цесаревича Павла) любил военные смотры и парады и хотел в полной мере насладиться ими во время визита в Россию. Потемкин вежливо сопровождал его, показывая русские полки, но находил его непоседливость утомительной. Однажды ему самому пришлось командовать маневрами кавалерии. Для наблюдения за этими маневрами Иосиф и Екатерина заняли места в специальном шатре, а прочие зрители смотрели, сидя верхами. Послышался далекий гул и появились несколько тысяч всадников во главе с князем Потемкиным. Он поднял саблю, чтобы скомандовать «в атаку», но его конь, не выдержав тяжелой ноши, вдруг присел на задние ноги и взвился на дыбы. Потемкин едва удержался в седле. Находясь на расстоянии лье от зрителей, полк перешел в галоп и остановился у самого императорского шатра в строгом порядке. «Я никогда не видел ничего подобного», — восхищался Иосиф.[411]
30 мая Екатерина II Иосиф оставили Могилев и в одной карете выехали в Смоленск, где на время расстались. Иосиф со свитой всего из пяти человек в сопровождении Потемкина отправился осматривать Москву, а Екатерина вернулась в Петербург. Легенда гласит, что Потемкин пригласил Екатерину посетить Чижево, где принял ее вместе со своим племянником Василием Энгельгардтом, теперь владельцем имения.
Иосиф не понимал Потемкина. «Князь Потемкин желает ехать в Москву, чтобы все мне показать, — сообщал он матери. — Его кредит неизменно высок. Ее величество даже раз назвала его за столом своим верным учеником [...] Но пока он не сказал ничего примечательного. Надеюсь, он покажет себя во время поездки». Однако императора снова ждало разочарование. Князь ничем себя не показал и вообще провел с Иосифом слишком мало времени. К моменту отъезда из Москвы император негодовал: Потемкин «позволил себе отдыхать. В Москве я виделся с ним всего трижды и он ни разу не поговорил со мной о делах». Этот человек, заключал он, «слишком ленив и беззаботен, чтобы приводить что-нибудь в движение».[412]
18 июня Иосиф и Потемкин прибыли в Петербург. В Царском Селе Потемкин приготовил для графа Фалькенштейна сюрприз. Он приказал английскому садовнику Екатерины, с символичной фамилией Буш{61}
соорудить для императора, любителя постоялых дворов, таверну. Впоследствии садовник с гордостью рассказывал, как он вешал над входом в павильон вывеску с надписью «Доспехи графа Фалькенштейна». На груди у садовника красовалась табличка «Хозяин таверны». Иосиф отужинал в «Доспехах графа Фалькенштейна» вареной говядиной, супом, ветчиной и «вкусными, но простыми русскими блюдами».[413]Тем временем и русские министры и иностранные дипломаты были как на иголках, чувствуя приближение глобальных перемен. Хотя, несмотря на взаимные комплименты, Екатерина II Иосиф ни о чем конкретном пока не договорились, сам факт визита императора в Россию произвел сильное впечатление и в Европе и при петербургском дворе. Граф Никита Иванович Панин и его воспитанник великий князь Павел Петрович, сторонники союза с Пруссией, пришли в отчаяние. Сам же Фридрих, чтобы уравновесить успех Иосифа, решил отправить в Петербург с визитом своего племянника и наследника, Фридриха Вильгельма.
26 августа Потемкин и Панин вместе приветствовали прусского принца, однако от его приезда в Петербург Пруссия не выиграла ничего. Екатерина отнеслась к нему равнодушно, назвав «неповоротливым, неразговорчивым и неуклюжим толстяком Гу». Фридрих Вильгельм скоро надоел всей столице, за исключением великого князя Павла, который был рад любому представителю обожаемой им державы.
Французский поверенный в делах Корберон и прусский посланник Герц, принимая желаемое за действительное, убеждали себя и своих королей в том, что визит Иосифа ничем не грозит. Корберон, однако, посетил обед, на котором присутствовали супруги Кобенцли и только что прибывший граф де Линь с сыном. Корберон нашел, что «гранд-сеньор Фландрский» всего лишь «старая развалина» — и сильно его недооценил.[414]
Принц Шарль-Жозеф де Линь приехал в Петербург специально по поручению Иосифа — это было тайное орудие Австрии против прусского визитера.
Пятидесятилетний принц де Линь был по-мальчишески живой, умный и острый на язык аристократ века Просвещения. Наследник княжества, полученного его предком в 1602 году, он женился на наследнице Лихтенштейна, но в первые же недели после женитьбы назвал свой брак абсурдным, а потом вовсе перестал его замечать. В Семилетнюю войну он командовал собственным полком и даже отличился в сражении при Колине. «Я желал бы быть хорошенькой девушкой до 30 лет, генералом [...] до 60-ти, — говорил он после войны Фридриху Великому, — а потом, до 80-ти, кардиналом». Одно обстоятельство, однако, жестоко его угнетало: он хотел, чтобы его всерьез считали генералом, но никто, от Иосифа до Потемкина, никогда не поручал ему военного командования.