Потери, которые делают нас счастливыми

Автовокзалы, наверное, и отличаются от железнодорожных станций этой атмосферой запустения, опустошенности, которая всякий раз возникает, стоит только отъехать очередному перегруженному икарусу. Наполненные поутру мельтешением и красками, автовокзалы быстро пустеют и затихают, и даже прибытие вечерних автобусов, особенно пригородных — старых и ломких, как голоса подростков, мало что меняет. Вечернее солнце движется над крышами, трава тихо пробивается сквозь бетонные плиты, сворачивается торговля, зажигаются огни, и собаки ложатся на ступени и засыпают чутким сном, охраняя потусторонние вокзальные входы. Ночные автостанции похожи на рынки, которые покинули торговцы, — на них так же тревожно, повсюду следы разгрома, они стоят, словно декорации, которые забыли убрать и которые не приносят уже ни пользы, ни удовольствия. Все равно — я хотел бы жить рядом с автовокзалом, время от времени приходить к нему, провожать последние автобусы и долго сидеть на скамейке под громоздкими часами без секундной стрелки, выпивая с друзьями из окрестных кварталов. Хотел бы знать, что всегда могу прийти сюда, даже если мне не нужно никуда ехать.

Теплое чувство зависти всегда вызывали у меня и пассажиры. Я всегда завидовал тем, кто уезжает. И еще больше тем, кто возвращается. Меня завораживали простые обыденные подробности их жизни: укладка багажа, нервное ожидание такси, последняя проверка сумочек и кошельков; завораживала их спешка, слезы и обмен бодрыми восклицаниями, усталость и беспокойство. Хоть, главным образом, завораживал, конечно, тот удивительный черный прогал, что открывается тебе в начале пути, излом, за которым ты смог бы уловить и невероятное потустороннее дыхание сквозняков, и внезапный слепящий свет фонаря, — в тех внутренних комнатах реальности, куда попадают только выпавшие из обычных обстоятельств пассажиры, зависнув среди жизни, словно мотыльки, на которых уже вовсю идет охота.

Сколько раз смотрел я вслед тяжелым запыленным машинам, что проезжали мимо меня в восточном или западном направлении, сколько лиц смотрело на меня отстраненно и независимо, не обращая на меня внимания и совсем не замечая перемен в окружающем ландшафте. Всякий раз мне хотелось ехать вместе с ними. Одни только названия станций, куда они направлялись, неприглядных в действительности, вызывали у меня желание немедленно присоединиться к поездке, которая должна была, по моему убеждению, завершиться чем-то приятным и неожиданным. Привлекала даже не сама по себе поездка, а редкое транзитное состояние, которое ускоряет сердцебиение и придает ему смысл и оправдание. Ведь движения путника всегда исполнены смысла и логики, перемещения его подчинены скрытому ритму, словно он участвует в необыкновенно важных событиях, которые могут случиться и со всеми нами, но о которых мы не всегда догадываемся. Нечего и говорить, что всего этого не почувствуешь без билета и дорожной сумки, это чудесное выпадение из обычных обстоятельств происходит, как только ты оказываешься на платформе, и прекращается, как только ты возвращаешься домой. Во всех остальных случаях остается провожать чужие автобусы, терпеливо дожидаясь их возвращения.

А главное — все они разные. Не бывает по-настоящему одинаковых вокзалов: то, что с виду они похожи друг на друга, свидетельствует скорее о нашем невнимании или нежелании остановиться и пристально все рассмотреть. Даже типовые советские строения с серыми фасадами и холодными камерами хранения лишь на первый взгляд ничем не отличаются. В каждом без счета ловушек и потайных комнат со всегда замкнутой дверью, каждая скрывает бесчисленные печальные происшествия, которые связывает между собой разве что нежелание очевидцев о них рассказывать. Вокзалы — удивительные архитектурные сооружения, которые часто нас разъединяют, хотя, казалось, должны делать ближе и доверчивей по отношению друг к другу. Но они потеряли способность объединять, они разделяют нас потоками воздуха и неразборчивыми объявлениями, к которым мы по привычке прислушиваемся. Наверное, что-то похожее произошло однажды с церковью.

Я хотел бы и дальше двигаться от одного вокзала к другому, останавливаясь на каждом, делать пересадки, выбираться из раскаленных июльских вагонов, стоять у касс, нервничая, подозревая и не доверяя, бродить по залам и кафетериям, засыпать в сырых креслах и смотреть, как за окнами возникают очертания городов и стран, медленно приближая меня к конечной остановке. Я хотел бы и дальше ждать их появления в утренних сумерках и оставлять их за спиной в густой майской темноте, хотел бы узнавать их, возвращаясь через пару лет, хотел бы снова после долгого отсутствия заблудиться в их нечеловеческих переходах. Мне достаточно одного их существования, чтоб не чувствовать себя потерянным и забытым, движение вокруг них оправдывает напрасность этой жизни, и неурегулированность будущего, и необязательность памяти.