Потерял слепой дуду

Может быть, это покажется смешным, но то детское ощущение чуда не покидало меня очень долго – когда летишь больше 12 часов и где бы ни приземлился, везде ты свой, везде говорят на твоем языке. Даже если не очень хотят на нем говорить.

Вообще страна такого размера убивала любую языковую практику. Если вы, конечно, не дипломат, не переводчик и не фарца. И закрытость здесь не первопричина.

Это мое пространственное ощущение Советского Союза.

В мае 1988 года я сидел в потаенном месте столовой полка связи Генерального штаба Верховного главнокомандования. Тогда тоже был праздник – только для узкого круга лиц – и тоже по случаю посылки.

Ее доставила грузинская мама из городка Чиатура своим мальчикам Зазочке, Гурамчику и Кахе. Привезенное одной-единственной мамой не могла осилить целая рота – огрызки и крошки валялись повсюду. Старшина бесновался.

Для узкого же круга осталось последнее сокровище: чача в резиновой грелке и несколько пачек сигарет «Колхети».

Чача мне не понравилась, а вот сигареты я помню до сих пор. Но скорее не вкус, а золотое рельефное изображение на пачке, изыскано голубоватый цвет дыма – все это было из какого-то инобытия, к которому я лично не был причастен. Теперь я понимаю ощущение, с каким извлекались из того самого ящика цветастые бутылки молдавских вин, заботливо укутанные длинной деревянной стружкой.

Грузины как добрые хозяева всех угощали, и все умирали от наслаждения.

– Такой сигарэты только у нас в Чиатура можно купить, – провозгласил Заза, подняв указательный палец.

Я пообещал, что после дембеля сразу приеду в его город и куплю целый ящик «Колхети».

– А тэбэ все равно не продадут, – сказал Заза, чуть отвернувшись. Потом он посмотрел мне в лицо и, утопив поднятый палец в волосатой груди, произнес четко:

– Мне – продадут.

Кстати, Заза, как и все наши грузины, был неплохим парнем, не жадным…

Советскому Союзу оставалось несколько лет более-менее спокойной жизни. Даже недавнюю выходку Руста мы воспринимали как хохму. Министром обороны стал маршал Язов. Войска, дислоцированные в Прибалтике, на Украине и в Белоруссии готовились к крупномасштабным учениям. Мы тоже готовились к ним: ныкали по отсекам сигареты, деньги, сахар, чай, то есть все, что строжайше запрещено держать в боевых машинах (крысы заведутся, перегрызут кабели и, пожалуйста – все основания для расстрела командира прямо у колеса. В военное время, конечно).

Но даже если Заза был не прав, в душу уже проползла неприятная мысль – что в моей стране есть такой городок Чиатура, где ни в одном из магазинов мне не продадут ни пачки сигарет «Колхети».

Детская, конечно, мысль. Если вспомнить русских в магазинах Вильнюса или Львова, то и вправду детская.

С тех пор я ни разу не курил «Колхети». О чем не страдаю.

Мизантропы считают, что «обратно в СССР» тянет по причине врожденного рабства народа. Особенно безнадежно старшее поколение. Но недавно мой ровесник убеждал меня в разумности смертной казни за безбилетный проезд: двух-трех казней хватит для полного воцарения порядка на общественном транспорте.

Которые подобрее, говорят, что «порядок» и вообще идеология тут ни при чем. Люди просто ностальгируют о собственной молодости, о любви, об ушедших вещах и кумирах. Отсюда, наверное, и множество «ретроградных» передач на ТВ.

В прошлое тянет всегда – это древний и давно исследованный рефлекс «золотого века». Идеи, кумиры, вещи – что-то вроде постоянно изменяющейся константы.

И когда меня спросят: что бы я взял из той страны, в которой родился? – я бы ответил: бумагу. Ту самую, на которой мы писали друг другу письма. Длинные, душевные, с помарками. По ночам, шариковой ручкой за 35 коп. И считали дни – нет, недели – пока почтово-багажные поезда везут их от одной души до другой по бесконечной, как океан, стране.

Бумага, ручки, конверты, почта – все на месте. Но мы перестали писать письма и ждать. Полгода назад, в сентябре я потерял большую записную книжку с телефонами и электронными адресами: теперь я понимаю, как просто десятки людей выпали из моей жизни. Некоторые – кому хотелось бы написать самое длинное письмо – навсегда. Прогресс соединяет человечество, но людей он разъединяет. Это правда.

Мы, обставленные компьютерами, обвешанные мобильниками, обмениваемся обрывками фраз. По случаю. А чаще по деловой надобности.

Я тоже перестал писать письма, такие, как раньше. Во-первых, я журналист и пишу только за деньги. Во-вторых, – и в главных – я не советский человек. Уже не советский.

P.S. 11 лет спустя