Потерян в море

“Я увидел в нем желание жить”, — через непродолжительное молчание ответил фрегат.

— А в Гар-Нуэра он не жил?

“Существовал. Это было не его место и ему не положено было там быть. Он должен быть здесь.”

Подобное заявление немного запутало капитана, который невольно нахмурился. Цокнув, он спросил:

— И как ты это определил?

“Через чувства. Мальчишка горит ненавистью и хочет мести. Оставшись в порте, он бы, скорее всего, не достиг ничего, разделив судьбу остальных неудачников пиратского города.”

— Еще, давай, старик, скажи, что он мне мстить собрался, — ядовито заметил Грахго, хмыкнув.

“Не тебе. Кому-то другому.”

— И почему ты так уверен в этом?

“Я чувствую его страх и уважение, когда он смотрит в твою сторону. И, наверное, восхищение?”

Фанатик в жизни бы не признался, что слова фрегата ему невероятно льстили. Оказалось так приятно услышать, что в пока еще не испорченной душе ты вызываешь страх и восхищение. И если внешне это удалось скрыть, то внутренне частичка эмоций все таки передалась кораблю, который тут же беззвучно захохотал.

— В общем, я думаю, ты вернул его по той же причине, почему так настаивал взять на борт. Вот только после твоих слов, я и не уверен, в чем она конкретно состоит.

История с воскрешением юнги была весьма интересна Грахго. Он очень хотел разобраться в ее природе, но пока не понимал, с какой стороны подступиться. Возможно, стоило поинтересоваться у местных аборигенов? Ведь именно они когда-то помогли капитану частично понять природу Отверженного и устройство галактик. И как бы Фанатику не хотелось больше никогда не возвращаться на те дикие берега, кажется, у него опять был слишком скудный выбор. Развить мысль дальше и посмотреть иные варианты помешал крик впередсмотрящего, находящегося в вороньем гнезде.

— Бриг справа по борту!

Капитан недобро улыбнулся, меняя курс фрегата. Команда радостно взревела, предвкушая веселье и надеясь на добрую добычу.

* * *

Залп картечи впился в бок фрегата, не задев команду, но оставив на обшивке царапины и сколы. Если бы Отверженный мог издавать звуки, то он бы заорал от боли и обиды. Но проклятый корабль был лишен такой возможности, а потому только скалил пасть в ужасающей гримасе, да тянулся такелажем к просевшему под грузом бригу. Топот ног и тяжесть у правого борта возвестили о готовности абордажной команды вступить в бой. Время мучительно тянулось, горькой смолой стекая по мачтам.

— Трусливые крысы, — старпом презрительно сплюнул, и Отверженный зашипел.

Мало того, что двуногие твари жалили его тело неумелой стрельбой, так Ловкий Эр еще имел наглость марать доски? Все же стоило смыть ублюдка в море, когда подвернулась такая возможность.

— Хах, неужто это панталоны их кэпа? — Саром хохотнул.

Команда "Мотылька" вывесила белый флаг в тот самый момент, когда щупальца фрегата облепили изящную фигуру нимфы на носу брига. Вырезанная не самыми последними мастерами и казавшейся живой, она имела все шансы сгинуть под напором Отверженного, утонув в бездонной глубине моря бесформенными обломками.

— Переговоры!

Жилистый моряк брига размахивал бело-серой тряпкой, подозрительно напоминающей панталоны, и орал во всю свою пропитую глотку.

— Переговоры! Мы хотим сдаться!

Отверженный был категорически против такого поворота. Он жаждал мести. Она пожаром выжигала изнутри всю его фигуру, заставляя сжимать щупальца все сильнее. На нимфе появилась первая трещина, разделив нежное лицо на две кривые части.

— Вы слышали, псы?! — Фанатик криво усмехнулся, положив руку на пистоль, заткнутый за пояс. — Собрать ублюдков на палубе!

Пираты радостно заулыбались. Кто-то хохотнул, предвкушая легкую добычу. Но старпом в один миг прервал всеобщее веселье:

— Рты закрыли, — он прорычал это негромко, но так, что каждый на корабле смог расслышать. — Пока не свяжете торгашей, оружие не опускать!

Это было справедливым приказом. Каждый пират "Отверженного" это понимал. Они имели живой пример, демонстрирующий, что бывает, когда расслабляешься слишком рано. Саром улыбнулся, отчего его верхняя губа, словно ткань шатра, разделилась, обнажая кривые зубы и десну. Боцман заработал свою отметину лет пять назад. Тогда он еще плавали на юркой шхуне "Песнь сирены" и ее пираты также брали в плен корабль, что сдался практически без боя. По крайней мере, так по началу они думали, пока на корабельные доски не упало несколько кричащих от боли тел.

— Оставь ее, старик. Грешно портить такую красоту, — Грахго уже стоял у правого борта и иронично наблюдал, как Отверженный старался оторвать нимфе голову, пока пираты завершали сцепку кораблей.

"Почему?"

— Нельзя отбирать у человека единственное светлое, что у него есть. Как нельзя и тушить маяк, указывающий кораблям путь.

Отверженный неохотно убрал щупальца. Он бы никогда не потушил маяк. Фрегат благоговел перед ними, ощущая безмерную благодарность, когда подкрадывался к берегу в особенно темные ночи или же когда боролся со стихией близ скал.