Потерян в море

— А теперь послушай меня. Мы в ответе не только за себя, но и за большое количество людей. От наших решений будет зависеть, смогут они поесть завтра или им придется голодать. Например, твоя тетя Рамона. Мне пришлось пожертвовать ее сердечной привязанностью ради будущего. Чтобы она и ее дети ни в чем не нуждались, когда меня не станет. Или, — маркиз обвел взглядом кабинет, пока не остановился на картине, изображающей прекрасный парусник, — или все те люди, что работают на нашем производстве. Благодаря мужу Рамоны мы получили немало заказов, когда наши торговые корабли оказались разорены пиратами. Пока мы принимаем верные решения, наша семья процветает, и сотни людей способны накормить уже свои семьи. И все это благодаря жертве, которую пришлось принести. Скажи мне, что важнее: мимолетные чувства одного человека или жизни сотни людей?

Васко показал Рикардо сначала одну ладонь, затем другую, внимательно наблюдая за ним. И когда казалось, что мальчик принял решение, в дверь постучали.

— Войдите.

На пороге показалась молодая женщина с гордой осанкой и холодными глазами. Она была облачена в темно-синее испанское платье, а черные волосы собранные на голове прикрывались кружевной мантильей, но несколько непослушных волнистых прядей, обрамляющих лицо, рушили неприступный облик.

— Отец, простите, что нарушаю ваш отдых, — несмотря на слова, у женщины не было и капли сожаления. — Но Рикардо пора ужинать, а вам пришло письмо от господина Роуза. Мне показалось, вы будете рады получить его как можно скорее.

— Спасибо, Рамона, — Васко поднялся навстречу дочери. — Ты можешь идти, Рикардо. И подумай о моих словах на досуге.

Маркиз забрал у дочери конверт.

— Дедушка, а вы не будете ужинать с нами? — Мальчик остановился около двери, пока Рамона не успела увести его.

— Я присоединюсь позже, мой друг.

Едва дождавшись, когда он останется один, Васко подошел ближе к окну, разворачивая письмо под светом солнца. Малиновые лучи высветили неровный мелкий почерк, позволяя маркизу погрузится в чтение, на протяжении которого выражение его лица неукоснительно менялось. Легкая улыбка предвкушения сменилась тревожной складкой меж бровей, а после Васко резко побледнел, с изумлением перечитывая последние строчки. Его руки задрожали, и маркиз с трудом сделал несколько шагов в сторону, чтобы рухнуть в кресло. Оброненное письмо упало на раскрытую шахматную доску, демонстрируя фигурам послание капитана Роуза:

«…мое сердце кровоточит, а душа требует мщения. Но все таки я посчитал своим долгом предупредить вас. Грязный пират, которого вы знаете под прозвищем Фанатик и который доставил вам столько хлопот, никто иной, как ваш сын. Когда он ступил на палубу „Мотылька“, я не обратил внимание на его сходство. Все таки прошло много времени, и он сильно изменился. Но когда этот негодяй назвал мне свое имя: Грахго де Мора — сомнений не осталось. Это действительно он.

Вы можете ненавидеть меня за эти вести. Но я собираюсь уничтожить его и его проклятый корабль. Ради моей дочери, я сделаю это любой ценой.

Морган Роуз.»

Глава 10. Земля скользкая, гладкая

Жаркий ветер не приносил облегчения. Не дарил мимолетную прохладу под злыми лучами солнца. Не остужал кожу. Он лениво наполнял паруса, развевая черный флаг. Тот был украшен черепом, что переходил в щупальца, и шляпой. Узор, вышитый словно золотыми нитями, высокомерно выгибался и сверкал, рождая в сердцах босоногих моряков негодование, раздражение и зависть. Эти чувства были невероятно сильны и ощущались на расстоянии без помощи Отверженного. Слишком уж красноречивыми были взгляды, следящие за тем, как величественный фрегат заходит в порт.

— Терпеть не могу этот гадюшник, — Саром презрительно скривился.

— Такой же, как все, — равнодушно пожал плечами Морган.

После возвращения на борт Сарома, Гранта было решено временно оставить помощником боцмана. Многие пираты гадали, к чему подобные сложности. И лишь некоторые знали: Саром планирует навсегда уйти на берег.

— Ха, ты просто и сам лайми, — боцман заухмылялся, наблюдая, как Морган недовольно поджал губы.

Так жители карибского бассейна называли англичан за их любовь к лайму. И пусть смысл был простым, произносилось прозвище всегда с оттенком легкого пренебрежения. Самым обидном было то, что и оспорить его было сложно, ведь английские моряки действительно предпочитали утопать в лаймах, лишь бы не заболеть цингой.