Потерянная

Разговор пришлось прекратить, мы оказались перед воротами, куда стекалось множество желающих поступить в Академию. Небольшая задержка возникала в момент представления документов. Я тоже свои вытащила. Благообразная старушка в мантии глянула на меня ясными и на удивление молодыми глазами, в документы и не посмотрела, только ткнула пальцем в Санью.

– Кто таков?

– Помощник. Мне сказали, можно взять с собой, – говорила уверенно, вспомнив интонацию опекунши.

– Помощник, говоришь? Ладно, проходи. Прямо по дороге, на развилке направо. В учебном корпусе второй этаж, кабинет двести семь, – направили меня.

– Спасибо вам большое, – поблагодарила и, цапнув зависшего парня, потащила за собой.

Идя по дорожке, крутила головой в разные стороны. Взгляд зацепился за очень красивый особняк, который казался здесь чужеродным, но выглядел величественно. Идущие позади девушки вздохнули. Одна из них мечтательно протянула:

– Элитное общежитие для универсалов. Как бы я хотела туда попасть.

– Есть все шансы, в твоем же арсенале две стихии, – угодливо прощебетала вторая девчонка.

– Ты права, но, наверное, этого мало. Мы же сядем рядом? Ты поможешь с экзаменами? – пропела аристократка, поглядывая на спутницу.

«С ее мозгами я точно попаду на нужный факультет. Если она сама успеет все написать, будет мне лишняя служанка. Не успеет – ее проблемы», – услышала в мыслях красавицы. Говорить ничего не стала, но задумалась. Кажется, тут не чурались подставлять и выезжать на чужих заслугах.

Больше не услышала ничего, так как наши пути разошлись. Девушки двинулись налево, а мы направо. Перед глазами предстало монументальное строение в три этажа. Войдя внутрь, поднялась на второй этаж и открыла аудиторию. Там уже сидело много народа. Перед кафедрой стояло трое студентов, выбирая билеты. Санья устроился с другими помощниками в коридоре, не забыв пожелать удачи, а я смело приблизилась, взяла первый попавшийся билет и нашла свободное место. Открыв, прочла вопросы. Ничего сложного. Быстро настрочила ответы. И принялась рассматривать присутствующих. Я ещё ни разу не видела такого скопления магов в одном месте, потому осторожно прощупывала каждого. Хотелось знать заранее, кто на что способен.

* * *

Санья

Два года прошли тяжело. Я каждый день занимался, тренировал хлипкое тело, попутно помогая остальным освоить простейшие приемы самообороны. Ребята сначала относились ко мне настороженно, присматривались, но потом привыкли. Некоторые не верили в переселение душ и старались подловить на любой мелочи. Таким сразу сказал, что память бывшего владельца тела осталась, но я ее затолкал подальше, чтобы не напрягала возникающим порой желанием совершить подлость. Это было не в моих правилах.

А ещё сразу честно признался, что ненавидел грязь, от нее возникали все болезни. На меня смотрели, как на идиота. Как обычно, Забияка тут же высказался в своей манере:

– Ты, часом, не реханулся? Чистоплюй?

– Да. Ты и сам должен понимать, вонь забивает нос, мешает подкрадываться незаметно, а про милостыню я и вовсе молчу, вы не жалость вызываете, а отвращение, – смело поведал, вызвав у парня всплеск ярости, но накидываться он не торопился, размышлял, цепким взглядом поглядывая на меня.

– Лады, твоя правда, – наконец, после долгих размышлений согласился Забияка.

Потому в одном из дворов приюта для бездомных, развалившегося старого заброшенного здания, откуда давно вывезли воспитанников, к коим относился и бывший хозяин этого тела, я соорудил с помощниками огромную лохань, отгородив тряпьем, предварительно выстиранным девчонками. Они поначалу злились, не хотели подчиняться, но на них надавили, и девчонки выстирали не только тряпье, но и собственную одежду вместе с вещами ребят. Теперь каждое утро начиналось с умывания, зарядки и разминки.

Не всем понравились нововведения, но я сразу сказал, что выбор каждого, каким стать. Отсутствие дома, семьи и порой еды не повод позволять вшам и прочей гадости съедать себя. Некоторые прониклись, и уже через год порядка двух десятков детей и подростков занимались со мной, мылись и пытались учиться. Заметив наши старания, многие торгаши нанимали ребят на посильную работу, выдавали продукты, даже жаловали вещи собственных детей или внуков.

– И как ты собираешься такой чистенький просить милостыню? – однажды поддел меня Забияка, который считался одним из главарей.

– Пф, проблему нашел, – фыркнул я, взяв в руки немного золы от кострища и нанося на лицо и руки. – Вот и все. А потом это можно смыть. Главное, чтобы тело оставалось чистым. От таких не сразу шарахаться начнут. К тому же уж ты-то должен оценить выгоду нововведения, сколько раз тебе и твоим дружкам предлагали подработать? Еще и платили прилично, – хмыкнул, хитро поглядывая на юношу.