Потерянная, обретенная

В своей книге о моей матери Мисия Серт будет вспоминать, что якобы именно она натолкнула Шанель на мысль о создании собственного аромата. Не верьте ей. Хотя бы потому, что в то время почти все модные дома пытались создать и ввести в обиход свои духи. Но мало кому это удавалось. А матери удалось, и в этом ей помог Дмитрий.

– Не представляешь, с кем он меня познакомил! Это химик и парфюмер Эрнест Бо. Его отец был француз, а сам он родился в Москве и работал на императорский дворец. Говорят, русская императрица получила от него уникальный аромат, который так и назывался – «Букет императрицы». Он был прекраснее всего на свете, но формулы не знает никто, кроме самого Бо, а он наотрез отказался ее повторять. Честное слово, мне хотелось схватить каминные щипцы и раскроить ему голову, чтобы достать оттуда эту чудесную формулу!

Я вымученно засмеялась. Фанатизм матери и ее упорство в достижении выбранной цели иногда пугали меня по-настоящему.

– Но Бо великолепен. Знаешь, он такой настоящий русский боярин: статный, импозантный, и сразу видно, что дамский угодник. Сказал мне: мадемуазель, ваша удивительная красота требует совершенно новых духов, непохожих на все, что было создано ранее. Рассказал, как был на севере и теперь мечтает реализовать эту поездку в аромате. Свежесть воздуха, благоухание красных сосен, прозрачные ледяные озера, огромные гладкие валуны, снег на вершинах гор…

– Но это же невозможно, – робко сказала я. – Нельзя создать духи, которые бы пахли водой или снегом…

– Он может все, Вороненок. Говорю тебе, он волшебник! И работает с какими-то химическими соединениями, которые очень красиво называются – альдегиды. Правда, похоже на женское имя? Аль-де-ги-да. Так могли бы звать красивую женщину. Но, как красивые женщины, эти соединения очень дорогие и непостоянные. Правда, Бо клялся, что сумеет их как-то там закрепить. Почему ты смеешься, Вороненок? Ах, ну да, ты же у нас изучала химию. Может быть, я не разбираюсь в тонкостях, но суть уловила верно. Мы договорились, что он представит мне несколько сочетаний на выбор. Эрнест обещал просто залить меня духами, а я уж найду, что мне нужно.

Бо не солгал. В течение года, того самого года, который был предложен мне, чтобы испытать свои чувства к Александру, он неустанно присылал в «Легкое дыхание» пробирки со своими духами. Мне хорошо запомнился этот обряд, повторявшийся, по крайней мере, дважды в месяц: бодрый посыльный с заветным ящичком в руках, многозначительно протянутая рука в перчатке, десять, а то и пятьдесят франков – в зависимости от маминого настроения – на чай, и вот уже надежный ящичек взломан с помощью специальных клещей, и мы видим покоящийся в вате шедевр Эрнеста Бо. Пробирку никто не смел взять в руки, она предназначалась матери. Шанель откупоривала ее, наносила несколько капель на чистый носовой платок, одну каплю – себе на запястье и через несколько минут осторожно вдыхала. Все присутствующие замирали. Шанель молчала, сдвинув свои черные брови и закрыв глаза. Потом говорила:

– Много жасмина.

Или:

– Кажется, тут есть тубероза.

После чего пробирку уже могли понюхать все желающие – напомню, что вилла «Легкое дыхание» к тому моменту напоминала русскую колонию. Разгорались споры, выносились суждения, возникали неожиданные ассоциации:

– Это библиотекарша, заснувшая под кустом жасмина!

– А это тигр, залезший в пудреницу к проститутке!

– А это роза, но роза стеклянная, разбивающаяся на кристаллы!

– Я не знаю, что это, но это прекрасно.

За год мама выбрала две пробирки – под номером пять и под номером двадцать два. Ей больше нравился пятый аромат, мне – двадцать второй. Первым в разработку пустили, конечно же, пятый. Что произошло дальше, знает каждый. Эти духи затмили все бывшие в обиходе на тот момент и продолжали затмевать все вновь появляющиеся. В чем их секрет? Они не пахнут ни одним известным цветком. Они явились словно по волшебству, как будто из другого мира – со дна ледяного озера, с заснеженной вершины горы, с далекой звезды. На коже женщины они меняются, играют заостренными гранями, и в каждом случае пахнут по-другому, но никогда не разочаровывают свою хозяйку.

– Мне кажется, флакон должен быть в виде звезды, – сказала я робко.

– Или скрипки, – подсказал Стравинский, неожиданно для всех поучаствовавший в обсуждении.

– Я видел себе ангела, – скромно сообщил Бо.

– Чушь! – ответила моя несносная мать. – Какие звезды? Пусть Лалик развлекается всеми этими фантазийными пошлостями – звездами, балеринами, лебедями! Флакон должен быть совсем простым, вот таким…

На подвернувшемся листке бумаги, которыми всегда была завален ее рабочий кабинет, Шанель несколькими стремительными линиями нарисовала прямоугольную емкость с прямоугольной же крышкой. Что тут началось!

– Это не будет продаваться, – уверял ее Бо. – Помилуйте, это же не мужской одеколон! Да даже мой «Букет Наполеона» был заключен в более интересный сосуд. Мы разоримся! Давайте хотя бы сделаем сосуд синего стекла, он будет словно кристалл льда!