Потерянная пара альфы

— Дорс, исчезни, — рычащие приказные нотки в голосе моментально возвращают в прошлое, туда, где мистер Грас четко указывал мне на мое место и роль в его жизни.

Розовый флер из нежности и заботы, окружавший нас мгновения назад, тает. А реальность обрушивается, подобно ледяному дождю.

— Прости, — выдыхаю одними губами, делая мини-шажок в сторону и запахиваю поплотнее широкое вязанное пальто, прикрывая живот.

— Нет, Мия, не закрывайся от меня, — альфа не отпускает.

Но держит не руками, а взглядом. И в нем нет суровости и давления, лишь волнение, переживание и нежность.

Замираю.

Не от страха. Нет. От потребности сделать так, чтобы ему стало легче дышать.

— Э-э-э, ребят, я реально прошу прощения, что вмешиваюсь, но, Райдэн, тебе лучше одеться и увести Луну подальше отсюда, пока полиция не нагрянула. Мы с парнями сами наведем порядок, а вы сможете спокойно поговорить.

Поворачиваю слегка голову и узнаю в говорящем одного из бет северного вожака.

А по мере того, как воспринимаю информацию, жутко краснею.

Кошмар. Я настолько сосредоточилась на лице Райдэна, что совершенно не заметила: он не одет.

О, Луна-защитница, а еще проказница, умеешь ты подлавливать меня в неудобных ситуациях.

— Ох, — прикрываю ладошкой глаза, слыша смех обоих оборотней.

Стыдобища.

— Всё, родная, — звучит через пару минут теплый голос практически на ухо, заставляя дернуться и уткнуться носом в широкую твердую грудь. — Тшш, всё хорошо, расслабься. Давай-ка я тебя отсюда унесу.

И прежде чем я соображаю отказаться, меня подхватывают на руки.

— Не смотри по сторонам, — просит Райдэн, аккуратно прижимая меня к себе, и быстрым шагом удаляется от места, где еще совсем недавно Винс силой затаскивал меня в машину, угрожая избиением, если не буду послушной.

* * *

— Райдэн, мне нельзя уходить, — приподнимаю голову, заглядывая в темно-серые омуты. — Я должна…

— Тихо-тихо, не дергайся, — меня прижимают к горячей груди чуть сильнее, словно я вешу не больше воробья, — сейчас я напою тебя горячим чаем, заверну в теплое покрывало, и ты, наконец, перестанешь дрожать. Извини, но меня всего раздирает на части и колбасит от того, как ты трясешься.

— Это нервное, прости, — за свою трусость становится стыдно.

Но контролировать судорожное сокращение мышц не могу. Винс здорово меня напугал. Его бешено-возбужденные глаза, загоревшиеся похотливым пламенем, когда он оценил, как я изменилась за два месяца, жадные руки, нагло шарящие по телу, и мерзкий шепот, обещающий наказать беглянку, выпоров ремнем и не только, оказались просто цветочками.

Стоило же ему разглядеть мой живот, как оборотень взбесился на пару минут, перестав себя контролировать, и занёс руку для удара. Но затем на секунду завис и улыбнулся так, что кровь в жилах заледенела. Его обещание отнять малыша, как только тот родится, чтобы сделать из меня послушную его воле игрушку, прозвучало, как слова маньяка, получающего безмерное удовольствие, ломая беззащитных.

Я легко и сразу в них поверила, потому не переставала бороться, стремясь не позволить себя увезти в неизвестность.

И даже сейчас угрозы нет-нет, да всплывают в памяти, вызывая бесконтрольные сокращения мышц.

— Можешь отпустить меня, чтобы я тебя не раздражала, — предлагаю Райдэну выход из ситуации.

Стараюсь говорить медленно и четко, не допуская проскальзывания в голосе панических ноток.

Я хорошо помню, как Грас расписывал свою будущую пару: сильную, ловкую и смелую волчицу, обладающую исключительно выдающимися качествами, в отличие от меня. Как там ее зовут?

Сэйла Борсова, если не ошибаюсь.

Леди от макушки и до хвоста. Идеальная самка для идеального альфы.

— Мне нужно найти деда Исая, — пожимаю плечами.

— Ты про лесника?

Райдэн удивительно легко игнорирует некоторые мои просьбы. Впрочем, стоит ли удивляться, когда дело качается вожака огромной стаи.

— Да, он меня защищал, я не оставлю его тут. Тем более, Винс на него набросился и ранил. А я не смогла этого предотвратить.

— Мия, ты — самочка. Маленькая, нежная, хрупкая… — Грас, не мигая, смотрит на меня, описывая хрустальную вазу, а не волчицу.

— Слабая, беззащитная, бракованная, — добавляю следом, растягивая неестественную улыбку.

Но глаза не отвожу. Мне не стыдно за себя. Я — такая, какая есть.

— Прекрати наговаривать, — резко обрубает и останавливается.

Опускает меня на землю. Но не дает сделать и шага в сторону, обхватывает ладонями лицо и жестко и очень убедительно добавляет:

— Ты самая сильная, выносливая и удивительная. Одна-единственная на свете. И не смей себя унижать!

— Но…

— Ты в одиночку сумела обхитрить и сбежать от целой стаи преступников, выдержала преследование и голод, не сдалась, хотя попала в совершенно экстремальные условия, к которым не была готова.

Открываю рот для ответа и… молчу. Действительно теряю дар речи. Скольжу взглядом по сжавшимся в тонкую полоску губам, напряженным лицевым мышцам, заострившимся скулам, прищуренным недовольно глазам.

И пребываю в смятении.