Потерянная родина

— Бернсли… вы знаете, что после всего случившегося мы больше не можем этого делать — не можем спасать ни единого.

— Понятно, мистер Питфол. Каждый спасенный будет свидетельствовать против нас, и пароходству придется платить огромные деньги. Но как по-вашему… рулевой сумеет молчать?

— Я поговорю с ним. Он парень толковый.

— А что если кто-нибудь из команды барка в момент столкновен-ия все же попал на палубу парохода?

— Не думаю. Все ведь продолжалось каких-нибудь несколько секунд. Но проверить не мешает, обойдем палубу. Вы идите вдоль стир-борта, а я пойду по бак— борту. У вас есть карманный фонарик?

— Так точно, капитан. А если все-таки кто-нибудь взобрался наверх — что тогда?

— Тогда мы должны позаботиться о том, чтобы он немедленно исчез с корабля. Никого чужих не должно быть на палубе… Никто не должен спастись.

Зажглись маленькие лампочки и медленно заскользили вдоль .бортов судна к корме, потом вернулись обратно и дошли до носа.

Возле якорных клюзов и шпигатов для стока воды оба обследователя перегнулись через фальшборт и осветили борта корабля. Окончив осмотр, они снова встретились на верхней палубе.

— Все в порядке, капитан, — доложил Бернсли.

— Да, штурман, пока что все в порядке. Но иначе и не могло быть. Море и ночь сумеют молчать. Сделаем и мы то же самое.

Капитан Питфол в ту же ночь переговорил с рулевым, который в момент происшествия нес вахту. За двадцать фунтов матрос согласился не знать того, что он знал. Потом капитан занес в судовой журнал очередную запись: «Пароход „Уиндспайтер“ в такое-то время, на столысих-то градусах такой-то широты и долготы (где-то против мыса Бланко, близ Северной Африки) столкнулся с неизвестным плавучим предметом, по предположению — с остовом полузатонувшего корабля. Ничего особенного замечено не было. Пароход продолжает свой рейс».

Но Ако… Он, конечно, не понял всего, о чем говорили незнакомые люди, остановившись у спасательной шлюпки, но главное все же уловил. Повелители парохода сделали что-то неправильно, поэтому потонул барк. За это им грозит наказание; надо будет платить много-много денег, если об этом узнают другие белые, так как потонувший барк тоже принадлежал белым. Если бы он принадлежал темнокожим, — тогда ничего. Чтобы не пришлось платить много денег, они ушли, не стали спасать своих соплеменников, которые теперь тонули в море.

Ако знал, что ему грозит опасность — смерть, если его найдут на палубе. Как только оба белых повелителя ушли, он стал искать надежное убежище. На полуюте парохода, возле ,запасного винта, он нашел несколько старых вентиляционных труб. Они были так широки, что человек мог свободно пролезть в них. Спрятавшись в одной такой трубе, Ако лежал тихо, будто неживой.

«Почему белые дали потонуть своим собратьям, когда они могли бы спасти их? Неужели деньги дороже, чем жизнь людей?» Ако ломал голову над этим, но не находил ответа.

Белые люди часто поступали очень странно.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Вентиляционная труба отнюдь не была удобным жилищем. Места-то в ней хватало, чтобы человек мог повернуться с одного бока на другой, но стоило Ако чуть пошевельнуться, как труба начинала грохотать. Приходилось лежать неподвижно. Такое положение скоро надоело, стало тяготить. В трубе скопилось немного влаги, и один бок Ако все время мок в воде. Но самым большим неудобством было то, что Ако не смел заснуть: во сне он мог заворочаться, поднять шум и этим выдать свое присутствие. Проведя несколько часов в таком положении, Ако увидел, что уже забрезжила утренняя заря, которая через отверстие трубы заглянула и в его убежище. Время от времени он слышал шаги людей на палубе. Через определенные промежутки времени матросы приходили проверять показания лага. Остальное время там нечего было делать, и голоса людей звучали поодаль. Только один раз, в полдень, у старых вентиляторов остановились двое мужчин и обменялись несколькими словами.

— Ты слышал ночью странный треск? — спросил один.

— А как же, — отозвался другой. — Я чуть было не вылетел из койки.

— У руля в это время стоял Тейлор. Говорит, будто он ничего не видал.

— А ты ведь был впередсмотрящим. Ты должен был что-нибудь приметить.

— Я… видишь ли, старина, мне днем не удалось соснуть. И когда меня поставили туда, на полубак, к бугшприту совсем одного, а тут еще дождик начал так приятно накрапывать, я больше не мог выдержать. Веки сами собой слиплись. Долго-то я, конечно, не спал, может, всего пару минут. Тогда эта чехарда • и случилась. Хорошо еще, что сам старик в то время оказался на мостике. Он тоже ничего не заметил.

— Штурман говорит, будто это был остов какого-то полузатонувшего корабля.

— Гм, да. Особенно-то затонувшим он никак не мог быть, потому что краска по борту судна обшарпана от форштевня до ахтерштевня фута на четыре выше ватерлинии. А если у этого остова были еще и мачты, то их и подавно следовало бы заметить. Да какое нам дело до всего этого.

— Ясно. Невелика радость таскаться по судам.