Потерянная Россия

Насколько помню, на это восклицание ответа не последовало. Во всяком случае, я его не помню. Да и не все ли мне равно, что ответил генерал. Его преступное уклонение от исполнения своего долга было очевидно, и я торопился от него отделаться. У меня не было никаких колебаний. Я должен вернуться в СПб, хотя бы с одним полком. Обсудив вместе с генералом Барановским [166]и моими молодыми спутниками создавшееся положение, я решил немедленно ехать в штаб — квартиру 3–го конного казачьего корпуса в Остров, а если там ничего не выйдет, продолжать путь в Ставку в Могилев. В ожидании автомобиля я прилег отдохнуть. В ночной тишине, казалось, слышен был стремительный бег секунд, и сознание, что каждый потерянный миг толкал все в пропасть, было прямо невыносимо. Никогда еще так не ненавидел я этот бессмысленный бег времени все вперед, все вперед… Вдруг звонок у парадной двери. Краснов со своим начальником штаба. Желает сейчас же меня видеть. В зале меня дожидались оба офицера. Оказывается, получив от генерала Черемисова моим именем приказ, отменявший начатое движение на СПб, генерал Краснов в подлинности этого приказа усомнился и вместо отъезда в Остров стал тут же ночью разыскивать меня. «А я, генерал, только что должен был уехать к вам в Остров, рассчитывая на ваш корпус и предполагая, несмотря ни на какие препятствия, идти на СПб».

Было решено, что мы сейчас вместе выезжаем в Остров, с тем чтобы в то же утро с наличными силами двинуться к столице. Здесь, чтобы легче понять все последующие роковые события, нужно на минуту остановиться и вспомнить прошлое 3–го конного корпуса, с которым судьбе угодно было связать последнюю попытку Временного правительства спасти государство от большевистского разгрома. 3–й конный корпус был тот самый знаменитый корпус, который во главе с Дикой дивизией под командой генерала Крымова был брошен генералом Корниловым 25 августа против Временного правительства. После «неудачи» деморализованные части этого корпуса были разбросаны по всему Северному фронту. Вот почему вместо «корпуса» я нашел в Острове лишь несколько полков. С другой стороны, самое участие в Корниловском походе сильно понизило дух корпуса, разрушило в значительной степени воинскую дисциплину и поселило глубокое недоверие к офицерству в строевом казачестве. Офицеры же, в свою очередь, никак не могли примириться с крахом корниловского начинания и ненавидели всех его противников, в особенности, конечно, меня… Сам генерал Краснов держал себя в сношении со мной с большой, но корректной сдержанностью. Он был, вообще, все время очень, как говорится, себе на уме. Однако у меня сразу создалось впечатление, что он лично готов все сделать для подавления большевистского мятежа.

Поздней ночью мы выехали в Остров. На рассвете были там. Данный по корпусу приказ об отмене похода, в свою очередь, был отменен. Поход на Петербург — объявлен. Мы не знали тогда, что правительство, на помощь которому мы спешили, уже во власти большевиков, а сами министры сидят в Петропавловской крепости. Но мы воочию наблюдали, с какой стремительной быстротой петербургские события отзывались на фронте, разрушая дисциплину и едва налаженный после Корнилова порядок. Не успели мы въехать в Остров, как стали уже кругом поговаривать о том, что местный гарнизон решил прибегнуть к силе, дабы не выпустить казаков из города. Действительно, присутствуя утром по просьбе генерала Краснова на собрании гарнизонных и казачьих делегатов, я сам мог убедиться, что каждый лишний час промедления в городе делал самое выступление корпуса из Острова все более гадательным. Постепенно вокруг самого здания штаба 3–го корпуса скапливалась, все разрастаясь, солдатская толпа, возбужденная 1 и частью вооруженная.