Потерянная рукопись Глинки

Сидели не очень долго, часов до трех. Говорили о разном. Юля сказала, что приняла решение доработать на Сахалине учебный год и вернуться в Смоленск: как раз нужный стаж для пенсии заработала.

– Вот приедешь, летом Новоспасское посетим, посмотрим, как там наши ноты, «Цыганская фантазия» Михаила Глинки, лежат! Может, зря ты, Юля, вознаграждение не взяла? Большая ведь сумма…

– Нет-нет, – железная леди Юля даже жест отрицательный рукой сделала. – Я ни за что не возьму. У меня и пенсия будет хорошая, и вообще… Вот Вера могла бы взять, это ведь ее фамильная ценность.

Вера удивленно вскинула брови.

– Что вы! Не для того мне дед Матвей, умирая, ноты дал, и не для того крестьянская семья Зябриных эту загадку полтора столетия хранила, чтоб в деньги ее перевести. Какое у него было лицо! Это разве сравнишь с деньгами… – Она задумалась, вспоминая крестьянскую избу, лежащего на кровати старика… – Деньги здесь ни при чем, здесь память дорога. Хорошо, что ноты теперь в музее, на родине Глинки – там, где композитор родился.

– И, между прочим, исполнители нашлись! Уже играют «Цыганскую фантазию», я по телевизору слышала, – воскликнула Ирина. – И я ее тоже разучила. Я ведь устроилась на работу в Смоленскую филармонию – буду на концертах исполнять. Папа был бы рад. – Она задумалась.

– А сыграй-ка нам, Ира, сейчас, – попросила Елена Семеновна. – Честно сказать, я тоже разучила, но ведь ты играешь много лучше. И твой папа на этом пианино один раз играл…

– Да, Ирина, сыграй, пожалуйста! – присоединились Вера и Юля.

Невысокая девушка не без напряжения поднялась, поправила пушистые светлые волосы, подошла, опираясь на трость, к пианино, и начала играть.

…То ли это табор шумит на лугу, то ли табун пасется, то ли человек бредет по лесной дороге и вся жизнь перед ним. Яростная, прекрасная, полная испытаний, побед, поражений и даже гибели. И ничего человек в этой жизни не боится, лишь бы правда была.