Потерянное дитя (СИ)

Я вздохнула и уткнулась лбом в окно, безразлично смотря на витрину какого-то кафе.

Машина дернулась и не сразу, но осторожно поехала вперед по накатанной дороге.

От пассивного созерцания отвлек меня неожиданный визг шин, и я вскинула голову, смотря в сторону мамы, которая широко открытыми глазами смотрела вперед, крепко стискивая руль. Я только потом заметила, что так и не развивший скорость транспорт замер, а в нашу сторону мчался потерявший управление пассажирский автобус.

Мыслей не было. Накатил только испуг, а тело мигом похолодело.

Столкновение произошло резко. Сильно дернуло. Разболелась голова. И все.

Тьма.

Безликая и ледяная тьма, охватывающая своими скользкими и мерзкими пальцами душу и саму суть, и в которой я плыла в полном одиночестве, не осознавая сколько времени пробыла в таком состоянии.

Я была совсем мелким ребенком и до конца не понимала, что именно случилось, и как оказалась в этом месте. Первое время искала выход и звала маму. Потому, устав и отчаявшись, я долго плакала и билась в истерике. Затем накатила апатия, и я просто лежала во тьме, не шевелясь и пялясь в пустоту. А после страх, что я останусь там навсегда, и я сжималась в комочек, пытаясь казаться меньше, незаметней, желая совсем исчезнуть.

В конце была лишь злость.

Злость на себя, на свою слабость, что я так легко сдалась и опустила руки.

Возможно, это было своего рода безумие, но агрессия нашла выход. Я вспыхнула как пожар. Ледяная пустота отступила, а после выгорела под бесконтрольным давлением огня.

И я очнулась.

Дальнейшие дни потекли в упрямом стремлении встать на ноги. Пять лет комы не прошли даром, но все травмы залечились, а врачи говорили, что авария не отразится на моем здоровье. Но советовали наблюдаться у психолога. С ним я работала два года, и свои плоды это тоже принесло.

Я стала почти как нормальный ребенок.

Почти.

Где-то глубоко в душе я понимала, что уже никогда не стану веселым и жизнерадостным ребенком. Что тьма и холод оставили свой след. Я, наверное, ощущала себя как Кай, которому в глаз попал зеркальный осколок. Я тоже стала холодной и черствой. Злой.

Пришлось активно нагонять школьную программу, ведь младшую школу я не посещала из-за своего состояния. Так что еще до двенадцати лет в темпе догоняла сверстников, а уже после, сдав экзамены на средние оценки, со всеми пошла в шестой класс.

— Эй! Вик! Что у тебя там? — чересчур энергичный Сергей, мой лучший и единственный друг, который к всеобщему удивлению в состоянии терпеть меня, вихрем, с громким криком и чуть не выбив дверь, ворвался в библиотеку и подлетел ко мне, застыв за плечом.

Глаза сверкали не хуже драгоценных камней на прилавках ювелирного магазина, да еще с таким же изумрудным оттенком. Губы расплылись в широкой улыбке, а каштановые волосы растрепались в стороны, намекая, что пора бы заглянуть к парикмахеру.

Дурной, громкий, раздражающий, но свой.

— Подарок, — немногословно бросила ему, не спеша открывать крышку коробки.

— От кого? — нахмурился друг. Ему явно не понравилось, что у меня мог быть от кого-то подарок.

Ревностный защитник, который подозревает всех, кто подойдет ко мне ближе чем на два метра. Приютская жизнь, да и то, что было до нее, сделали мальчишку пятнадцати лет жутким параноиком. Он в каждом видит врага, а подобные подачки воспринимал, как попытку навредить.

— Завещание от мамы, — не обращая внимания на тараканов Сергея, ответила ему, положив ладонь на крышку. — И я хотел бы ознакомиться с ним в одиночестве. Прости.

И да, говорила я от мужского рода. И знали меня все, как Вик, додумывая, что от «Виктора», а не «Виктории». Все равно документы у директора, а она не обращала внимания на мою игру, лишь изредка с укором качала головой, когда замечала это.

Я на самом деле была в свои уже четырнадцать похожа на пацана. Ни капли женственности в теле, будто переходный период прошел мимо, сказавшись лишь на росте и ежемесячных женских проблемах. Плоская, сказала бы, что костлявая, но частые тренировки с ребятами сделали меня жилистой. Вся в маму в молодости. Хоть она была и изящной, грациозной, следила за своей внешностью, но грудь появилась у нее только после родов.

На деле меня внешность ни капли не волновала, а было вполне удобно.

Так куда проще. Особенно сироте.

Друг понимающе кивнул и отошел в сторону одного из стеллажей, достал любимую книжку сказок братьев Гримм и сел на двухместный диван у окна. Я все время не спускала внимательный взгляд с Сергея. Побитый жизнью мальчишка куда хуже меня. У меня хотя бы натянутое понятие семьи было — мама, бабушка, выжившая из ума, и я. Конечно, бабушка сошла с ума не сразу, а лишь когда мне было почти четыре, мы тогда ее сдали в соответствующий дом для присмотра. Но все равно…