Потерянное дитя (СИ)

Мужчина вскинул бровь, но подхватил запечатанное письмо, где было написано его имя. Он поддел край, разрывая конверт. Оттуда высыпалось несколько листов, оказавшихся фотографиями и два письма на альбомных листах.

Занзас поморщился, наткнувшись на ошибки в письме на английском, но дальше двух абзацев не продрался, горя желанием сжечь бумагу. Что и сделал.

Ярко вспыхнуло Пламя, поглотившее письмо, а комнату затопил дымок и запах горелого.

Когда тебе ставят в вину, что сделал ребенка и бросил, не оставив контактов — читать такое письмо не больно хочется. Он прекрасно помнил, кто был инициатором их связи, и глупо влюбившаяся девчонка мало думала о последствиях. Занзас и сам отчасти понимал, что облажался, поддавшись гормонам и доступному телу…

Но спускать всех собак на него и ребенка…

Мужчина глянул на Вика, который хмурился, не понимая, что произошло.

— Мусор, — пояснил Занзас и стряхнул с рук пепел от письма прямо на пол.

А после посмотрел на фотографии. Пальцами передвинул рассеявшиеся карточки по столу, переворачивая и выстраивая в ряд.

Маленькая Вика. От рождения и до пяти лет.

Серьезный ребенок, с твердым и тяжелым взглядом, под которым залегли темные круги, да и сама вся была больно бледная и худенькая в застиранных и выцветших вещах.

— Тебя вообще кормили? — Занзас, не отрываясь от фотографий, спросил у подростка.

— Я плохо ел, — последовал ответ. — Да и мать не особо любила готовку. Бабку к печке не пускали, иначе бы она квартиру спалила.

— И спать не давали? — вскинув бровь, мужчина посмотрел на поморщившегося Вика.

— Бабка кричала по ночам.

Занзас вздохнул и выпрямился, откинувшись на спинку дивана и скрестив руки на груди. Он задумчиво смотрел на ребенка, который теребил пальцами край рубашки, торчавшей из-под вязаной жилетки, что выдавало легкое волнение.

— Отец, — переборов нервозность, позвал Вик.

Мужчина вскинул бровь, подталкивая к вопросу.

— Почему? — ребенок бросил на него вопрошавший взгляд. — Я не понимаю, почему? Ты ведь говорил, что тебе все равно, но… все это, — он вскинул руки, охватывая окружение, — твое отношение и интерес… я не понимаю!

На лице тревога и мука, которая доставала последнее время подростка, терявшегося в своих вопросах, не понимая мотивы отца. В глазах робкая надежда.

А Занзас так и ощутил, как под ним хрустнул лед, на который он встал — одно неверное слово и все провалится.

Все то доверие и отношение, которое они выстраивали последние дни.

Ребенок в ожидании вглядывался в отца, надеясь на честный ответ.

А интуиция Занзаса просто заорала — он в шаге от провала.

Но… он же говорит правду.

И ее ждут от него.

Только что ему сказать?

Он говорил, что ему плевать. Что делал все с учетом на будущее и безопасность.

Что…

— Это мой долг, — тихо и осторожно произнес Занзас, смотря в глаза Вика. — Я взял тебя под опеку, и мой долг и моя ответственность заботиться о тебе и твоем будущем. И только.

Огонек погас в глазах ребенка, и подросток поспешил отвести потухший взгляд.

— Ясно, — сухо сказал Вик.

Тон неприятно резанул мужчину — разочарование.

А интуиция заглохла.

Осознание, что где-то он совершил ошибку нагнало тогда, когда дверь в комнате захлопнулась, отрезая и закрывая все то, что было достигнуто за эти дни между ним и Виком.

Он — ошибся.

Где?

Занзас ведь не лгал.

Он сказал, как есть — забота о Вике его долг.

Тогда почему реакция ребенка так беспокоила?

Уверенность пошатнулась, а осознание ошибки не проходило.

Мужчина прикрыл глаза и потер переносицу, запрокинув голову на спинку дивана.

Что пошло не так и почему все провалилось к чертям так резко?

Почему?

Занзас вздохнул, провел ладонью по лицу и выпрямился в намерении налить виски. Взгляд натолкнулся на фотографии маленького ребенка, жизнь которого была тем еще испытанием, отчего хотелось вернуться в прошлое и просто забрать малышку из того дерьма, где она сидела все детство рядом с безразличной истеричкой матерью и безумной бабкой.

«Я не понимаю, почему? Ты ведь говорил, что тебе все равно…»

Мужчина так и замер с протянутой рукой, почти касаясь пальцами горлышка графина.

— Блядь! — шарахнул кулаком по столу, пронзенный озарением. — Дерьмо! — прорычал он и вскинул взгляд в потолок. — Мне не все равно!

Понимание простого факта вызвало бурю и панику. Хотелось вскинуться и просто закричать.

Ему, блядь, не все равно!

Но как теперь все исправить?

Как вообще говорить с тем, кто ощущал ложь даже тогда, когда ты не понимал этого, сам не осознавая, что где-то врешь?

Черт. Зато теперь становилось понятным волнение ребенка, когда они разговаривали, его опаска и неуверенность, — Вик подсознательно ощущал недоговоренность, как и он когда-то во время бесед с Тимотео. Только сам Занзас бесился и закатывал истерики, а ребенок был просто нервозным и старался скорее уйти или избежать их общение.

Как же… мнил, что самый умный и не повторит ошибок старика, но упорно наступил на те же грабли.

С Небесами надо быть откровенными и открытыми, кому как не ему знать, какими те бывали чувствительными и эмоциональными.

Надо все исправлять. Пока не поздно.