Потерянное дитя (СИ)

— Не бойся, — тихо говорил он на русском, напряженно наблюдая, как сотрясалась от плача девочка, глотала слезы, но не проронила ни звука, а у самого внутри все болезненно переворачивалось. — Ты в безопасности. Тебя никто не обидит.

Мягкое и теплое воздействие Небесным Пламенем, что тянулось от фигуры мужчины в сторону малышки, даря умиротворение, уверенность и поддержку.

Плач медленно сходил на нет, и вот девочка лишь всхлипывала и терла глазки, да начала икать. Как по мановению руки рядом с Занзасом возникла пачка бумажных салфеток и стакан с водой.

Вонгольский Туман явно держался недалеко.

Мужчина слабо улыбнулся, когда девочка, наконец, увидела его, забавно вскинув брови и икнув.

— Здравствуй, Вика, — произнес он и протянул несколько салфеток. — Давай мы тебя приведем в порядок.

Малышка лишь отшатнулась от чужой руки и раскрыла испуганно рот, снова икнув и прижав к груди ручки.

— Тихо-тихо, не бойся, — Занзас отступил и вскинул руки.

Как же тяжело…

— Я тебя не обижу, — мягко говорил мужчина. — Я твой папа.

Девочка удивленно распахнула темные глаза.

— П… правда? — икнула и шмыгнула носом.

Он слабо улыбнулся и кивнул.

— Ты… не лжешь, — прошептала девочка и ладонями растерла по щекам слезы.

Мужчина снова протянул ей салфетки, и после наблюдал за неуклюжими попытками вытереться, размышляя, что умыться все-таки ей не помешает.

— Но… — она опять икнула. — Здесь плохо.

Занзас усмехнулся и снова кивнул — ему в этой резиденции тоже не нравилось, как и в любой другой, отчего хотелось скорее свалить домой, в родной дурдом. Он подхватил стакан с водой и плавно приблизился, заметив, что девочка непроизвольно напряглась, стиснув салфетки, когда мужчина навис над ней. Но малышка все-таки приняла довольно громоздкий стакан для ее рук и с помощью отца, который придерживал посуду, немного попила.

— Молодец, — улыбнулся мужчина и отложил стакан в сторону, чтобы не мешался. — А теперь давай не будем сидеть в коридоре, пойдем в комнату. Ты же не хочешь заболеть?

Девочка сначала отпрянула, но потом помотала головой.

По полу на самом деле гулял сквозняк, а они тут уже больше получаса сидели, ребенок же того больше. А по ее виду никак нельзя было сказать, что малышка пышала здоровьем, разве что часто болела.

Поэтому Занзас пригнулся к ребенку и, несмотря на активную попытку отстраниться, подхватил на руки, крепко прижимая к груди и не давая возможности вырваться. Он успокаивающе погладил по напряженной спине девочки, которая снова принялась испуганно всхлипывать.

Пушинка. Веса будто и не было.

Мужчина легко поцеловал дочку в макушку и двинулся по коридору в сторону гостевых комнат. Там есть и ванная, чтобы умыть ребенка, там же можно будет заказать ужин.

А дальше уже разбираться с последствиями.

Малышка так и замерла испуганным зверьком в крепкой хватке родителя, пальчиками цепляясь за чужую рубашку.

***

Вик неприкаянно прогуливалась по комнатам, понимая, что давно уже прошло и пять минут, и десять, и полчаса, а она все еще оставалась в старой квартире в прошлом.

В полном одиночестве.

На часах было семь вечера, и, как она помнила, матери не будет дома до десяти. Вик, после того, как бабушку сдали в психушку, часто дома оставалась одна — с пяти вечера до десяти, — пока мать была в балетной школе на уроках.

Вик ненавидела ее за это. Тогда, еще мелкой девочкой, ей было страшно оставаться дома одной, холодно и голодно — мать редко что оставляла поесть, а холодильник чаще был пуст, поэтому она давилась хлебом, если тот был, и водой.

Иногда женщина забирала ребенка с собой в школу, оставляя ту сидеть в холле, около вахтерши, бабы Гали, которая могла угостить чем-нибудь вкусным, пока проходили занятия, либо ставила в один ряд с ученицами, заставляя исполнять па или заниматься.

Вик ненавидела балет.

Она до сих пор ярко помнила ту боль в ногах, до кровавых мозолей, отчего ярость непроизвольно вспыхивала в груди. Ей было всего четыре года! Какой балет!

И сейчас, ходя по квартире, натыкаясь на вполне осязаемые призраки прошлого, она накручивала себя, отчего была готова встретить мать на пороге с пистолетом в руках — благо тот был в кобуре под пиджаком. И ощущение его придавало уверенности и сил.

Тяжело вздохнув, Вик остановилась в маленькой спальне, окинула взглядом продавленный диван, где она обычно спала ребенком, и стол, где лежало несколько изрисованных листков, ручка и карандаш.

Она не знала, когда вернется назад. Но точно знала, что вернется.

И оставлять себя в этом… не хотелось.

Вик понятия не имела, как и по каким правилам работали эти переносы — влияло ли это на будущее и прошлое, или же это какой-то отдельный альтернативный мир. Честно, ей было не до подобных дум, ее больше занимала учеба в школе и отсутствие ее фамилии в ежемесячном списке отстающих.

Как отец смеялся, говоря, что единственное хорошее, что дала ей мать, помимо жизни — это фамилию и имя. Соболь Виктория. Имя ему особенно нравилось — и он постоянно самодовольно улыбался, когда произносил то.