Потерянное прошлое

Чиун сидел перед ним в сером кимоно — это было придворное облачение ассасина, долженствующее подчеркнуть, что ассасин находится при императоре для того, чтобы восславить своего владыку, а не самого себя. Впрочем, иногда придворным цветом становился золотой, и тогда Римо спрашивал Чиуна, нет ли тут противоречия. Чиун на это отвечал, что золотое кимоно надевается для того, чтобы подчеркнуть, что слава ассасина еще больше оттеняет славу императора. У Римо же, впрочем, создалось впечатление, что Мастер Синанджу носит то, что ему хочется, а потом придумывает оправдания на каждый конкретный случай.

Смит был облачен в свой обычный серый костюм-тройку и имел обычную хмурую гримасу на лимонно-желтом лице.

— Вы не понимаете. Когда Чиун говорит, что я еще не готов, это означает, что я не могу делать все то, что может делать Мастер Синанджу. Но это не имеет никакого отношения к задачам вашей организации.

— А что вы не можете делать, Римо?

— Я не могу достичь естественной и продолжительной гармонии с силами космоса.

Чиун кивнул. Вот оно! Римо сам сказал. Он открыто признал это. Разумеется, императору не надо признаваться ни в чем, но в данном случае это шло во благо Синанджу. Римо нуждается в отдыхе и в новых тренировках.

Смит услышал ответ Римо и посмотрел на него ничего не выражающим взором. Чиун кивал, а Римо пожимал плечами — и то, и другое должно было означать, что каждый из них считал себя победителем в споре, непонятном Смиту.

— Извините. Я не понимаю, — сказал Смит.

— Я могу спускаться и подниматься по отвесной стене. Я могу проткнуть рукой твердый предмет. Я один справлюсь с дюжиной самых сильных людей на земле.

— Но не с Мастерами Синанджу.

— Ты на земле только один, папочка, — сказал Римо.

— Был еще злой Мастер. Что если ты опять с ним повстречаешься?

— Я позову тебя.

— Это значит, что сам ты не Мастер Синанджу. Наш благородный император Смит платит за услуги Мастера Синанджу, и поэтому ты должен быть способен действовать так, как Мастер Синанджу. В противном случае, ты его обкрадываешь. Я не могу этого позволить.

— Как могу я его обкрадывать, если я работаю на него, на нас, на нашу организацию, а вовсе не сижу без дела?

— Ты не исполняешь свои обязанности в полную силу своих возможностей.

— Он даже не понял, о чем я толкую, когда я упомянул про космос.

— Ну, как бы то ни было, но я должен, к сожалению, сказать, что это отрицательно сказалось на том, как вы исполнили задание, Римо, — заявил Смит.

— Как это могло быть? Достижение гармонии с силами космоса означает, что увеличивается поступление энергии и улучшается баланс. Если у человека достаточно энергии, чтобы взбираться вверх по вертикальной стене, то, как правило, ничего больше и не требуется.

— Похоже, что вам требовалось что-то большее в работе с этим свидетелем, Друмолой.

— Я заставил его вернуться на путь истинный.

— Вчера вечером он не мог вспомнить ничего, — сказал Смит и достал листок бумаги из “дипломата”, лежавшего у него на коленях.

Это была объяснительная записка, составленная генеральным прокурором США и касающаяся дела некоего Дженнаро Друмолы.

Она гласила:

“Сегодня днем настроение свидетеля вдруг резко изменилось. Причины этого, как и во многих случаях, которые наблюдались за последние годы, когда свидетели сначала отказывались от своих показаний, а затем вдруг снова подтверждали их, остались неизвестными. За последние несколько лет таких случаев было немало, и я не считал тогда нужным проводить тщательное расследование. Но в случае с данным свидетелем, похоже, его желание подтвердить ранее данные показания, не продержалось слишком долго. Он с виду был готов к сотрудничеству, но когда от него потребовали уточнить некоторые детали, он не мог вспомнить ничего из данных ранее показаний, хотя и утверждал, что все помнит. Более того, медицинское обследование показало, что он находится в состоянии крайнего возбуждения”.

Римо вернул Смиту записку.

— Не знаю, что с ним произошло. Я знаю, что он был готов мне во всем повиноваться. Я всегда знаю, когда добиваюсь результата.

— Вот видите, маленькие ошибки всегда ведут к большим неудачам. Я рад, что вы решили подождать, пока Римо окажется в состоянии прославить вас вместо того, чтобы опозорить провалом, — изрек Чиун.

— Не было у меня никакого провала! Я всегда знаю, когда мне удается заставить человека повиноваться. И ты, папочка, знаешь, что я знаю.

— Я тоже не хотел бы признать свое поражение в присутствии столь славного императора, — гнул свое Чиун.

Разумеется, эту фразу он произнес по-английски. Римо знал, что это сделано только ради Смита. Римо по-корейски заявил Чиуну, что он полон помета утки.

Чиун, услышав от Римо такое оскорбление, принял его близко к сердцу. Там, в глубине души, он взрастит обиду и когда-нибудь воспользуется ею для того, чтобы сполна отплатить человеку, который стал его сыном.

Смит ждал. В последнее время эта парочка все чаще стала прибегать к корейскому языку, которого он не понимал.

— Я бы хотел еще раз потолковать с этим парнем, — сказал Римо.

— Его перевели в другое место, — сообщил Смит.