— Если это так нелепо, почему ты плачешь? — спрашиваю я, а сам начинаю немного нервничать. Тори не часто плачет. Я знаю, что за последний год она плакала всего несколько раз: из-за смерти друга, когда узнала, что беременна, и утром после первой бессонной ночи с Гэвином.
— Я будто живу во лжи, — говорит она.
— Что? Тебя зовут не Тори, или ты типа обманщица? Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, пытаясь не показывать тревогу.
— ЭйДжей. — Она закрывает глаза, тяжело и рвано выдыхает, и качает головой. — Ничего, забудь, что я это сказала.
Да, вот так всегда. Почему женщины всегда говорят такое? Очевидно же, я не забуду, что она это сказала.
— Нет, скажи мне, что творится у тебя в голове, Tи?
— Я просто сильно устала, и мысли путаются. Мы можем просто закончить этот разговор? — умоляет она.
Теперь настала моя очередь молча кивнуть. Да, мы можем забыть об этом пустом разговоре, одном из многих подобных.
— Ты, наверное, мало спала прошлой ночью, да?
Гэвин просыпается посреди ночи, но... Я вставал посреди ночи, чтобы покормить его, и прошлой ночью, и предыдущую ночь. И... да, я понимаю. Она вынашивала ребенка девять месяцев, и теперь моя очередь позаботиться о нем. Я хочу, чтобы она высыпалась. Хочу, чтобы она отдохнула, но кажется, она совсем не такая отдохнувшая, как я рассчитывал.
Смотрю на часы, где мигает поставленный на девять утра таймер-напоминание. Через пять минут позвонит Хантер с вопросом, где я. Его расписание неизменно, я понимаю. Дети, школа, ужин — на все нужно время.
— Во сколько ты сегодня будешь дома? — спрашивает Тори.
— Как обычно, — говорю я и беру пальто с дивана. — Я куплю что-нибудь к ужину по дороге домой, так что тебе не придется ничего готовить. Не против?
— О, — говорит она, отжимая волосы полотенцем. — У меня вроде как планы выбраться куда-нибудь сегодня с Памелой. Вечер девочек, ты помнишь? — Точно. Вечер вторника — для девочек. Был и всегда будет, даже если дома есть ребенок. — И Роуз будет с Гэвином целый день, так как у меня есть кое-какие дела.
Роуз — наша соседка, которая слишком стара, чтобы видеть или слышать нашего ребенка, но она предлагает посидеть с ним бесплатно, потому что у нее нет внуков, о которых она так мечтала. А Тори часто принимает ее предложение.
Я вытряхиваю из головы свое беспокойство, наклоняюсь вперед, чтобы поцеловать Тори, и вручаю ей Гэвина.
— Я люблю тебя, детка.
Она прикрывает рот рукой и немного отстраняется.
— Я спасу тебя от моего утреннего дыхания. — Поцеловав меня в щеку, она несет Гэвина к детским качелям и усаживает его туда. — Увидимся вечером. — С легкой улыбкой она поднимается наверх, в ванную.
— Увидимся. — Я подхожу к качелям и целую сына в голову. — Увидимся вечером, малыш. У нас будет пиво, и мы посмотрим игру, только вдвоем, хорошо?
Он улыбается мне и весело хохочет, и так чертовски тяжело оставлять его качаться на качелях в одиночестве в этой большой открытой комнате.
Вскидываю голову, признавая поражение. Знаете что? Олив, дочь Хантера, практически выросла у нас на работе. Этот маленький парень спит так много, что не имеет значения, где он будет — со мной на работе или дома. Так что к черту!
— Сегодня ты пойдешь на работу с папой, ты совсем большой парень. — Я достаю малыша с качелей и, поднявшись по лестнице, заглядываю в ванную. — Это... я возьму Гэвина на работу, можешь сказать Роуз, что она свободна сегодня.
Тори выключает фен и смотрит на меня так, будто не слышала ни слова, из того что я сказал.
— В чем дело?
— Сегодня я возьму с собой Гэвина, — повторяю я.
— Ты уверен? — спрашивает она и открывает дверь шире, чтобы поцеловать Гэвина на прощание. — Хорошо, я уверена, он будет счастлив провести с тобой день.
Улыбка Тори становится шире, и она машет нам обоим так, будто уплывает на каком-то фантастическом круизном корабле.
Никогда не думал, что все будет так. Все было идеально, пока мы не узнали, что она беременна. Никто из нас не хотел детей, но в жизни такое случается. Я почти сразу свыкся с мыслью о ребенке, но похоже, что у нее все еще не получилось. Не сказать, что она говорит об этом или что-то еще, но чувствую, что это так.