Кроме того, не хочу разводиться второй раз за два года. Хотя прекрасно понимаю, что это вовсе не причина не разводиться, но она достаточно реальна для меня.
— Итак, она обращается за помощью. Это хорошо. Иногда нам нужна чья-то помощь, — говорит мама после долгой паузы.
— Да, я узнал об этом лишь сегодня. Но я ничего не знаю об этом враче, и почему она ходит к нему два раза в неделю?
— Дважды в неделю? — спрашивает мама с нервным смехом. — Милый, большинство людей не обращаются за помощью так часто, если только не случилось действительно что-то серьезное. — Мама прикладывает руку ко рту. — О, это ужасно. Наверняка с ней что-то серьезное.
— Знаю. — Не могу поверить, что она настолько хорошо скрывала это, и многое другое.
— Я уверена, что ты знаешь, но... ты говорил с ней об этом?
— Конечно, но узнать что-то от Тори так же сложно, как взломать правительственный код на компьютере, так что да.
— Значит, это должно быть что-то действительно ужасное. Бедняжка, — говорит мама, слегка покачивая Гэвина на руках.
— Может быть, тебе стоит по-другому вести разговор. Скажи ей, насколько тебе больно смотреть на то, как она мучается. Будь честным.
— Ма, давай без «мудрой мамочки» сейчас. Я был честен с ней и открыт, и практически умолял ее рассказать, что происходит.
Она крепко сжимает губы и приподнимает брови, давая понять, что «мудрая мамочка» никуда не делась, но оставляет свои мысли при себе.
— Указания по применению на флаконе, так сказал фармацевт, — объясняет она, кивая на лекарство у меня в руке.
Вынимаю флакон из упаковки и начинаю читать этикетку. Раньше я никогда не давал лекарства Гэвину, и поэтому читаю про возможные побочные эффекты. Боже. Неудивительно, что некоторые родители категорически против антибиотиков. Из всего, что там написано, ясно одно: из-за этого мой сын может снова оказаться в больнице.
— Это меня пугает, — говорю я.
— Не читай побочные действия, — говорит мама. — Для всех антибиотиков указывают одно и то же. С ним все будет в порядке.
Я опускаюсь на диван рядом с мамой и достаю из коробки с лекарством маленький шприц. Гэвин кажется озадаченным, но ведет себя молодцом, похоже, ему даже понравился вкус лекарства. Раньше он ничего кроме грудного молока и смеси не пробовал, поэтому можно представить его удивление.
— Хорошо, ты скоро поправишься, сынок. — Гэвин улыбается мне, будто понимает, что я говорю.
— Ты хороший отец, ЭйДжей. Я не вру… Хотя раньше у меня были страхи и сомнения.
— Большое спасибо, ма. Бабуля сходит с ума. — Я заговорщицки подмигиваю Гэвину.
Мама поднимается и разглаживает складки на своих брюках.
— ЭйДжей. Не будь мудаком.
— Мудак? Ты только что назвала своего сына мудаком? Откуда ты узнала это слово? Ты брала уроки уличного сленга для бабушек?
Вместо того, чтобы посмеяться над моей шуткой, она наклоняется и щипает меня за щеку так сильно, будто хочет оставить синяк.
— Ты всегда был особенным, ЭйДжей, — смеется она. — Я лучше отправлюсь домой, готовить ужин для твоего отца.
Я громко вздыхаю, показывая, что уловил сарказм в ее словах.
— Спасибо, что принесла лекарство.
— Конечно, дорогой, — говорит она с теплой улыбкой. — О, ты придешь к нам на завтрак в воскресенье?
— Постараюсь. — Я говорю так каждый раз, когда она спрашивает.
— Этот ответ больше не принимается, — говорит она, закидывая сумочку на плечо. — Было бы очень здорово, если бы все собрались. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как ты приходил. Четыре, если быть точной.
— Я понял, к чему ты клонишь, — отвечаю я ей.
— Врубился, да? — отвечает она.
— О, Боже! Женщина, вы кто? Что ты смотришь по телевизору?
Она заливается смехом. Приятно видеть, что мама уже меньше заботится о наших проблемах и, очевидно, больше беспокоится о своем кризисе среднего возраста. К сожалению, кажется, этот кризис и меня уже настиг. Лет с двадцати начался.
С момента, как ушла мама, и до самого вечера, от Тори не было ни слуху, ни духу. Я решил убраться дома. Последнее, чего бы хотелось — делать уборку вместе с ней, когда она вернется. Если вообще вернется. Так что у меня было чем заняться в первую очередь. И «первая очередь» в этот раз ее вообще не касалась.
Не знаю, как Хантер так долго справлялся со всеми этими папочкиными делами. Я обожаю этого ребенка всем сердцем, но после целого дня воплей, кормлений и возни с подгузниками совсем не остается сил. Я вымотан, мне нужен перерыв. Теперь понимаю, что должен был быть рядом с Хантером, когда Оливия была в возрасте Гэвина. Я и понятия не имел, что он чувствовал и через что ему приходилось проходить. Я предлагал помочь ему всякий раз, когда мог, но на деле не особенно старался. Единственное, чего хочу сейчас, чтобы Хантер принес пива и составил мне компанию, пока я выясняю, как вернуть в норму свою жизнь.
Солнце село, зажглись уличные фонари, и, наконец, я вижу свет фар на подъездной дорожке. Уверен, что это Тори, но я был бы счастливее, если бы мое желание исполнилось, и это приехал Хантер. Однако, подъехал не грузовик.