Хочу сказать ей, что она и понятия не имеет о том, насколько я не в порядке, но сейчас не время выставлять напоказ свое грязное белье.
Она заметила, что я женат, и мысль о том, какой стала жизнь самой Кэмми, приходит мне в голову. Эгоистично бояться увидеть что-то подобное на ее пальце, но я заставляю себя посмотреть вниз и взять ее за руку — и сразу пугаюсь вида ее кольца с большим бриллиантом.
— А ты тоже не слишком потрепана, Кэм.
— Я... Кэмерон сейчас, — говорит она и отводит взгляд.
— Кэмерон, — повторяю я. Не как вопрос, а как утверждение. Мне нужно услышать, как звучит ее имя, когда произношу его, ведь я никогда ее так не называл. — Тебе подходит.
Она заправляет за ухо прядь своих безупречных волнистых волос.
— Да, наверное.
— Итак, что привело тебя обратно сюда, в этот странный маленький городок Новой Англии? Конечно, это не я.
Я смеюсь, потому что если бы причиной был я, зачем ждать почти тринадцать лет?
Кэмми-Кэмерон смотрит на свои ноги, когда я спрашиваю ее о причине визита.
— Я здесь из-за тебя, — говорит она. Как будто эти четыре слова не перевернули только что мою жизнь с ног на голову, я отхожу в сторону, чтобы подумать, и сажусь на диван позади нас. — Ты в порядке?
— Двенадцать... тринадцать лет, Кэм. Знаешь, сколько из них я думал о тебе?
Она помолвлена или замужем... что-то в этом роде, и я женат, и у меня сын. Это не нормально. Но это Кэмми. Моя Кэмми. Но не моя Кэмерон. Чужая Кэмерон.
Она идет туда, где я сижу, и садится рядом со мной.
— Я здесь, потому что мне есть, что сказать тебе. Нам нужно поговорить. — Легкость ее тона исчезает, и последние слова звучат тревожно.
— Твои родители здоровы? — Я тут же думаю о том, что могло что-то случиться с одним из них, но даже если это и произошло, зачем ей говорить со мной?
— Конечно, они оба здоровы. Все такие же, всегда вмешиваются в мои дела, всегда следят за мной. Ты же их знаешь, — смеется она.
Да, по идее я должен знать их — бабушку и дедушку нашей дочери — но я знаю только
— Тогда я сдаюсь, в чем дело?
Кэмми делает резкий вдох и закрывает глаза.
— Эвер, она... она приходила, чтобы найти меня.
— Эвер? — Я чувствую, как все мышцы на моем лице напрягаются. — Эвер? Ты имеешь в виду наше
Она вздыхает, делая длинную паузу между моим вопросом и своим ответом.
— Это действительно ее имя, ЭйДжей. После того как ты покинул больницу, когда я заставила тебя уйти, приемные родители настояли, чтобы я дала нашей дочери имя. В тот момент у себя в голове слышала только твои слова.
От гнева и обиды мне хочется бегать по дому и крушить все вокруг. После всех этих лет я только теперь узнаю, что Кэмми знала имя нашей дочери. Но я не несусь, и не крушу все, потому что она назвала ее идеальным именем. Ее имя — уменьшительное от того, что значит всё на свете, и я в шаге от этого всего.
— Я не сказала тебе, потому что ты уже пережил столько потрясений, и, честно говоря, мне ведь было семнадцать, ЭйДжей. Не могу сказать, что принимала исключительно правильные решения. Я могу извиниться за подверженного гормонам семнадцатилетнего подростка, но сейчас это ничего не изменит.
— Подожди, — говорю я, останавливая мысли, потому что мой мир просто взорвался. Они крутятся вокруг меня, и я просто сижу и наблюдаю, как моя жизнь выходит из-под контроля, — ты сказала... наша дочь искала тебя?
Кэмми поднимает голову, и я вижу, что ее глаза наполнены слезами. Нижняя губа слегка дрожит, как и все тело. В это мгновение я вижу перед собой расстроенную семнадцатилетнюю девушку. Из ее горла вырывается звук — словно ее что-то душит, и она начинает плакать, и это ломает все внутри меня. Всякий раз, когда Кэмми плакала, я тоже плакал. Я не мог сдержаться, ведь девушка, которую любил, страдала, и я не мог сделать ничего, чтобы это исправить. Ее слезы, кажется, по-прежнему действуют на меня.
— Она пришла, чтобы найти меня... нас.
Я закрываю глаза, чувствуя, как они наполняются слезами, которые не смогу сдержать, даже если от этого будет зависеть моя жизнь.
— Приемные родители нашли тебя?
Или, наконец, усыновление отменили?
— Нет, — тихо говорит Кэмми. — Была только Эвер.
— Но... всего... ей всего... сегодня ее день рождения. Ей всего тринадцать, и... Вашингтон, она ведь жила не в Вашингтоне, верно? — спрашиваю я, с трудом подбирая слова. Все кажется туманным, как будто меня ударили по голове чем-то тяжелым.
— Она пришла ко мне сама. Не знаю, как она нашла меня, ЭйДжей, но она нашла меня.