В течение XV и XVI веков Москву изображали и Новым Иерусалимом, и Новым Римом, но только сравнению с вечным городом было суждено привлечь внимание широкого круга историков. Третьим Римом Москву впервые прямо назвал в послании 20-х годов XVI века Филофей – монах одной из обителей на псковских землях, аннексированных в 1510 году Василием Ивановичем. Согласно Филофею, римская церковь погибла из-за ереси, церковь Константинополя – второго Рима, к которому перешла духовная и имперская власть после краха первого Рима, – пала под натиском мусульман. Москва – третий Рим, которому предстояло сохранить истинную веру. Эту идею, сформулированную в начале послания, автор повторил и в конце: “Все христианские царства сошлись в одно твое… два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать. И твое христианское царство другим не сменится… ”2
Образ Москвы как Третьего Рима, позабытый русскими при Иване Грозном, возродился после его кончины – в разгар кампании по превращению митрополии в патриархию. Летом 1588 года, через два года после отъезда Иоакима V Антиохийского, в Москве обрадовались было тому, каким успешным лоббистом оказался гость из Дамаска. Смоленские чины уведомили царя о визите нового гостя с Востока – вселенского патриарха Иеремии II. Федор Иоаннович отправил своего приближенного поприветствовать его и узнать, каково решение Вселенского собора насчет учреждения патриархии в Москве. Но москвичей ждало разочарование: Иеремия приехал совсем по другому поводу и желанного постановления не привез. Как выяснилось, единственной целью приезда патриарха был сбор пожертвований, чтобы поправить финансовое положение патриархии и отстроить новую резиденцию и храм, так как турки, захватившие Константинополь, выгнали его из прежних.
Московские власти устроили пышную встречу Иеремии, однако русского митрополита среди встречавших не было. Лишь через восемь дней патриарха торжественно приняли при дворе царя. Отправился туда он верхом на “осляти” – прозрачный намек на вход Господень в Иерусалим, – но Федор Иоаннович, встав с трона, прошел не сажень, как прежде, а только половину. Либо в Москве подозревали, что Иеремия может быть не совсем настоящим патриархом – в Константинополе тем временем мог появиться патриарх-соперник, – либо выражали неудовольствие тем, что он не привез вестей по важнейшему вопросу. Гостя не позвали к царю на обед, а предложили вести переговоры с приближенными царя, которые спросили патриарха о положении православной церкви в Османской империи. Затем патриарха отпустили обратно в подворье, велев ожидать.
Иеремия жил на своем подворье почти в плену, формально будучи свободным. Один из членов его свиты сетовал на строгий надзор: “Никому из местных жителей не дозволяли ходить к нему и видеть его, ни ему выходить вон с подворья, – и когда даже монахи патриаршие ходили на базар, то их сопровождали царские люди и стерегли их, пока те не возвращались домой”3. Если антиохийский патриарх Иоаким провел в Москве меньше двух месяцев, то Иеремия жил почти год – с июля 1588-го до мая 1589 года. В конце концов он исполнил то, что от него ждали хозяева: учредил патриархат и возглавил интронизацию первого патриарха Московского.
Интронизация патриарха, избранного поместным собором, состоялась в конце января 1589 года. Как ожидалось, патриархом стал митрополит московский Иов. В мае Федор дозволил Иеремии уехать из Москвы, вручив ему щедрые дары. Таким образом, греческий гость получил что хотел. Ценой его свободы стало утверждение патриаршества в нарушение действовавших церковных канонов. Лишь четыре года спустя все восточные патриархи, привыкшие к денежной помощи Москвы и зависимые от нее, признали правомочность действий Иеремии.
Теперь Москва стала столицей патриархии. Формально русская патриархия была самой младшей, уступавшей древним Константинопольской, Александрийской, Антиохийской и Иерусалимской. На деле же эта поместная церковь была самой богатой в православном мире, обладала самой обширной территорией. Мощь ее исходила прежде всего от царя, ее истинного главы, а не от первоиерарха. Новоставленный патриарх Иов не только не участвовал в переговорах с Иеремией II, но даже не говорил с ним до совершения чина интронизации в качестве патриарха. В уложенной грамоте об учреждении патриаршего престола Москва вновь названа Третьим Римом: “Так как ветхий Рим пал от аполлинариевой ереси, а второй Рим – Константинополь – находится в обладании у безбожных турок, то твое, благочестивый царь, великое российское царство – Третий Рим – превзошло благочестием все прежние царства; они соединились в одно твое царство, и ты один теперь именуешься христианским царем во всей вселенной”4.