Потерянности случай

Смотрит на меня уже по-другому, потеряно. Она не знает, как вести себя со мной.

– Не привычно, да? А ты кажешься достаточно опытной…

– Так и есть, – отвечает слишком быстро, настолько быстро, что слова звучат фальшиво.

– А сейчас весь твой опыт бесполезен.

– С чего ты взял? – спрашивает растерянно, она всё никак не может маску, подходящую для случая, подобрать.

Я помогу тебе незнакомая девушка, похожая на парня. Только для начала, надо взять деньги со стола, те что оставил рыжий громила. Она только сейчас заметила этот мешочек и сразу поняла, что находится внутри, и взгляда теперь с него не сводит.

Жадная.

– Я не дам тебе эти деньги! – говорю это только для того, чтобы отрезвить немного, чтобы она наконец посмотрела на меня, а не на мешочек с деньгами в моей руке.

– Ты уверен? – в её словах вызов.

Борзая.

– Да. Ведь я отдам тебе то, зачем ты пришла, – бросаю перед ней ключ на стол. – Я не могу больше находиться в этом доме, да и не хочу, – иду к выходу, не оглядываясь на девушку, ведь эти слова для меня, чтобы самому сказать их, услышать и осознать и мне совершенно наплевать, как она на них отреагирует.

– Можешь забрать этот дом и всё, что в нём, а я ухожу! – дверь открываю и выхожу.

Она догоняет меня спустя минуту.

Странная.

Идёт рядом и молчит. Заговорила только спустя ещё одну минут. Заговорила спокойно, скрывая за этим спокойствием что-то иное:

– Но куда ты пойдёшь?

– Куда-нибудь.

– Сейчас ночь.

– Я не слепой.

– Ты в квартале бедняков, где людей убивают ради пары медяков.

– Я знаю.

– Иди обратно в дом, я отдам тебе ключ, – она толкнула меня к стене, и рукой преградила путь к бегству.

– Отвали.

Она смотрит так, словно хочет убить.

Злая.

Что-то упёрлось в пах. Что-то острое.

Даже не смотрю.

Не интересно.

– Отвали!

Становится острее. Становится больнее. Она воткнула в меня что-то, но не глубоко, а только кончик.

– Отвали!

Глаза её плывут. Лицо течёт куда-то.

Боль исчезла, мгновенно. Больше ничего не упирается в пах.

Она отпрянула, но не ушла. Ходит рядом, из стороны в сторону. Ходит и бурчит про себя:

– Твою мать! Твою мать! Твою мать!!!

Остановилась, смотрит на меня, уже без злобы. Как-то странно смотрит. А лицо её растекается. Фигура размывается и сбегает куда-то вниз…

Она говорит вдруг совершенно потерянно:

– Слёзы вытри, а! Бесит же…

– Отвали!

– АААААА! – за голову держится и не то стонет, не то кричит. – ХВАТИТ УЖЕ ПОСЫЛАТЬ МЕНЯ! КАК БУДТО ЭТО Я ВИНОВАТА, ЧТО ТВОЯ МАМАША СДОХЛА!!!

Так у неё ещё и нервы не в порядке.

Сумасшедшая.

Она вдруг надоела мне. Не знаю зачем идёт за мной, но хочу, чтобы ушла. Но обычные слова она не понимает, придётся пояснить медленно, как для тупых:

– Я хочу. сейчас. побыть. один. просто отвали от меня. и всё. я отдал тебя всё, что ты хотела. а теперь отвали. и всё. ОТ-ВА-ЛИ!!!

Смотрит на меня так, словно тупой здесь я. Даже рот открыла чтобы что-то сказать, но промолчала и закрыла назад. Стоит и смотрит, взгляд не отводит… пару мгновений, но вот разворачивается и уходит. Лишь бросает на прощанье, словно в лицо плюнула:

– Ну и сдохни.

Наконец-то остаюсь один. Иду к бомжатским лежбищам, где за медяк на несколько дней предоставляют койку.

***

Людей вокруг тьма, они все воняют, говорят о чём-то и совершенно не смотрят на меня, но при этом изучают. Чувство повышенного внимания ко мне никак не пропадает.

А я не беспокоюсь, ведь они не заинтересуются мной. Деньги спрятаны в трусы, за койку я платил медяком, никто не знает, что у меня есть деньги, а одежда на мне грязная, пропитанная потом и к тому же с дыркой на паху… мальчишка сиротинушка, который пытается выжить в трущобах никому не нужен.

Вскоре на меня всем наплевать, взгляды в спину прекращаются, и я тихо засыпаю.

Эта девушка напрасно волновалась за меня, ведь я живу в этом городе не первый год, а мать бывало пропадала на стене месяцами, оставляя меня без денег и вестей о том, жива ли она вообще. Сейчас ситуация отличается только тем, что я точно знаю, что мать уже не вернётся… и у меня есть дар к магии, который не даёт мне дрожать от холода, лёжа под одеялом толщиной с платочек.

Жар циркулирует во мне, согревая, расслабляя. А уставшие глаза больше не могут влагу выделять… веки сами собой закрываются.

7

Помимо стражи, стену охраняют отряды ополченцев. У них кормят, дают кров и одежду, но лишь в обмен на участие в боях. Принимают всех. Решил попробовать и я.

Подошёл к их штабу, он оказался одноэтажным зданием у самой стены. Длинное, огромное здание, соединённое переходами с другими строениями, что находятся рядом. Внутри всё бедно и жалко, тут и там шастают люди, воняет потом и железом.

– Что тебе, мальчик? – спросила женщина на входе. Она сидит за маленьким столиком, на столе стопки каких-то бумажек. У неё полная фигура, но добрые, заплывшие жирком глаза.

– Хочу записаться к ополченцам.

– Такой молоденький, а уже рвёшься в бой… ну что-ж, мы рады всем, кто жаждет защищать свой дом. Проходи дальше по коридору, пока не наткнёшься на лысого мужика с тохонькой бородёнкой, его зову Карим, он занимается зачислением новобранцев.

– Спасибо.