Потерянные

— Хорошо, хоть Элка приедет.

— Угу, — кивнула Кира.

— Ты сама-то как? Ничего?

— Ничего, — она пожала плечами, — работаю там же, порошки стиральные на рынок продвигаю. Машину новую купили, квартиру...

Кира осознала, до какой степени ей безразлично то, чем еще полгода назад она страшно гордилась, чему радовалась. Теперь все стало казаться нереальным, призрачным. В любой момент могло измениться.

— Ты меня прости, конечно, лезу не в свое дело, но… У тебя все нормально? В смысле, ничего не случилось? — мягко поинтересовался Денис.

«Надо же, неужели заметил?»

— Нет, все хорошо, а что?

— Просто спросил. Ты без настроения. Хотя, — оборвал он сам себя, — какое сегодня, к черту, настроение?

Ленька жил в обычной панельной пятиэтажке. Дверь подъезда была открыта, рядом стояла красная крышка гроба. Кира и Денис поднялись на второй этаж. Дверь квартиры тоже оказалась незапертой, и они тихонько прошли внутрь.

Сколько раз они бывали в этом доме в студенческие годы! Здесь ничего не изменилось: тот же выкрашенный темно-зеленой краской подъезд, та же дверь, обитая черным дерматином. И в квартире все осталось прежним — обои, линолеум, мебель. Правда, немного пообтрепалось.

Только Леньки не было. Он ушел от них навсегда. Первый. И так необъяснимо рано. Его тело лежало в большой проходной комнате, возле него сидели и стояли какие-то люди. Миновав тесную прихожую, Кира и Денис тоже направились было туда, но их остановил голос Лениной мамы:

— Кирочка, Дениска! Вы пришли! — Она сидела на кухне, на единственной табуретке. Остальные, видимо, были под гробом с телом Леньки.

Елену Тимофеевну было не узнать: полностью седая, с растрепанными, торчащими из-под черного платка волосами. Руки страшно тряслись, глаза покраснели и опухли. Кира помнила ее совсем другой, подтянутой, строгой на вид, с аккуратной прической и в очках с тонкими дужками. Мама Лени была учительницей химии. Отец, тоже педагог, преподававший в суворовском училище какую-то военную дисциплину, умер несколько лет назад. Ленька был их единственным поздним ребенком. Долгожданным и выстраданным. Теперь Елена Тимофеевна осталась совсем одна.

Они подошли и поздоровались. В кухне остро пахло валокордином.

— Елена Тимофеевна, миленькая, нам так жаль, так жаль, что… — Кира присела на корточки возле сломленной горем матери, осторожно погладила сложенные лодочкой руки, неловко спросила:

— Вы как — держитесь?

— Держусь, а кто же будет Ленечку хоронить? — Она опять заплакала. — Хоть бы и меня Бог прибрал! Одна осталась — для чего? Никому не приведи Господь детей своих хоронить! Сама бы легла вместо него! А вот живу, никому не нужна, а живу!

У Елены Тимофеевны, видимо, начиналась истерика. Кира тоже расплакалась, Денис держался из последних сил. Из комнаты прибежала какая-то женщина, тоже в черном платке, сердито зыркнула на вновь прибывших.

— Только успокоилась и опять, — пробормотала она. — Леночка, ты выпей-ка еще сердечное. Скоро уж вынос. Нельзя так убиваться, ты что? Ленечка там все видит, ему не нравится!

Уговаривая Елену Тимофеевну, она настойчиво вытесняла из кухни Киру и Дениса, давая понять, что они тут лишние. Те поняли и послушно направились в комнату. Кира шла с замиранием сердца: прежде никогда не видела покойников, разве что по телевизору. Бабушки и дедушки умерли, когда она была совсем маленькая. Родители, беспокоясь за ее психику, не разрешили девочке смотреть на них. И теперь Кире было страшно взглянуть на мертвого Леньку. Она боялась, что неподвижное, восковое лицо отпечатается в памяти, навсегда вытеснив образ живого Лени Казакова.

Но переживала Кира напрасно. Увидеть друга юности в последний раз ей не довелось. Его хоронили с закрытым лицом.

— Уж больно страшный, — доверительно прошептала Кире на ухо маленькая круглолицая старушка. — Вы-то кто ему будете?

— Друзья. Учились вместе в институте, — пояснила Кира за них двоих.

— А я тетка, отцова двоюродная сестра, — представилась собеседница.

Кире не хотелось ни о чем с ней говорить. Нужно было помолчать, подумать, вспомнить, попросить прощения, мысленно проститься с Леней. Но словоохотливая тетка желала пообщаться. Она принялась подробно рассказывать, как они тут все «намучалися». Тело повезли вскрывать и долго не отдавали обратно, пришлось «через своих» договариваться. Места на кладбище дорогие, «народ вовсю мрет — хоть дорого, а куда деваться!», и «могильщики дерут втридорога».

У Киры разболелась голова. Происходящее напоминало злой фарс. Кира и Денис отошли от гроба, встали возле стены. Никого из тех людей, что приходили прощаться с Леней, они не знали.