Потерянные

Сейчас она ехала и вспоминала давнюю историю, которую рассказала мама. В молодости она отдыхала в санатории, где-то на юге, и ее соседкой по комнате была очень милая женщина, кажется, Татьяна. Да, точно, Татьяна. Они с мамой еще долго потом переписывались. Кира помнила письма, которые приходили не то из Волгограда, не то из Владимира. У этой Татьяны был необычный почерк — витиеватый, как будто она не писала, а рисовала слова и предложения.

Так вот, жила-была Таня. И был у нее замечательный муж, с которым они за все десять лет совместной жизни ни разу даже не поссорились. Ну, прямо не о чем было спорить. И ругаться не из-за чего. Сплошная идиллия. Как сказал герой обожаемого Кирой Рязановского «Гаража», «Не жизнь, а именины сердца». Десятилетие со дня свадьбы решили отметить на горнолыжном курорте. Это вообще была очень спортивная и активная пара: и альпинизмом увлекались, и по горным рекам сплавлялись, и с парашютом прыгали, и на лыжах с гор катались.

Во время одного спуска Татьяна неудачно упала. Очень неудачно. Каким-то невозможным образом лыжная палка воткнулась ей в спину и серьезно повредила позвоночник. Врачи сказали со всей уверенностью: больше Татьяна ходить не сможет. Никогда. В одно мгновение она превратилась из красавицы-спортсменки в беспомощного инвалида.

Муж, обожаемый муж, который ни разу не повысил на жену голоса и называл не иначе как Танюшей, бросил ее через месяц. А еще через три повторно женился. Красавицы-спортсменки не такой уж дефицит.

Татьяна, кстати, вылечилась. Может, врачи сгоряча диагноз неверный поставили, а может, назло мужу. Чтобы доказать: я буду счастливей всех на свете, и ты пожалеешь, что так со мной обошелся.

Как бы то ни было, Татьяна вернулась к нормальной жизни. Даже книгу написала. Только двух вещей никогда больше не делала: на лыжи не вставала и замуж не выходила. А в целом была вполне счастлива: работала, дочь растила — через несколько лет после травмы рискнула и родила себе на радость девочку.

История эта, давно уже забытая, так и лезла в голову. А что если и Сашка… Как ни гони эти мысли, а они не оставляют в покое. Хотелось верить, что Саша, узнав о возможной душевной болезни жены, не сбежит куда подальше. Кира всегда была убеждена, что муж ее ни за что не бросит. Конечно, нельзя ни в чем быть уверенной в этом зыбком мире, но Сашке она верила, как себе.

— Приехали, говорю, — оказывается, они уже на месте. Заходя в знакомый подъезд, Кира спохватилась:

— Денис, а Элка-то придет?

— Я ей не дозвонился. Телефон отключен.

— Еще одна пропащая. Куда она, интересно, подевалась? — озадаченно проговорила Кира.

Ответила ей, как ни странно, Елена Тимофеевна. Оказывается, Элка предупредила, что не сможет прийти на поминки.

— Она дней десять назад мне сказала, что ложится в больницу.

— А что с ней такое, не знаете? — обеспокоенно спросила Кира и подумала: «Все-таки она, оказывается, болела».

— Нет, Кирочка. Но это не что-то экстренное, раз она заранее планировала. Может, обследование какое-то нужно пройти?

— А в какую больницу ложится, тоже не сказала?

— Нет, не сказала. Я спрашивала, говорю, может, приду, навещу. А она ни в какую. Не надо, говорит, ко мне приходить. У меня все есть, и вообще, мол, не люблю, когда меня в больницах навещают.

Народу на поминках было еще меньше, чем в прошлый раз. Посидели, поели, как водится, блинов, кутьи, щей, пирогов. Вспомнили Леню.

— Редеют наши ряды,— тихо сказал Денис Кире, когда они уже одевались в прихожей.

— Ты Милю имеешь в виду?

— Сначала она, теперь вот Элка.

— Ну, с Элкой все более или менее понятно. Но вот куда Миля запропастилась? Так и не знает, что с Леней случилось.

Говорили вроде бы в полголоса, но Елена Тимофеевна услышала.

— Миля? А кто это? — заинтересовалась она.

Денис и Кира переглянулись.

— А вы ее разве не помните? Миля Рахманова! Мы же вечно все впятером везде ходили,— удивился Денис.

— Темненькая такая, и вся-вся в веснушках! — добавила Кира. — Худенькая, маленькая. Неужели не помните?

— Нет, что-то не припоминаю,— внезапно глаза Елены Тимофеевны наполнились слезами. — Странное что-то с моей памятью. Вчерашний день не помню. А вот Ленечку — с самого младенчества… Такие вещи иногда вспоминаются… Да ладно, — резко оборвала она себя саму, — я уже замучила вас. Это все мои стариковские дела. Вы заходите, ребятки. Не забывайте.

Кира и Денис прощались, обещали не забывать, целовали Елену Тимофеевну, а на душе было гадко. Словно они бросали ее, предавали. Знали же, что выйдут — и каждый углубится в свои проблемы и дела. А она так и останется один на один со своим страшным, неизбывным горем.

— До дома подбросить? — спросил Денис, когда они уже уселись в машину.

— Тебе же не по пути будет, далеко,— засомневалась Кира.

— Да ладно, брось! Не я везу — машина. Что мне, трудно?

— Может, я за бензин заплачу? А то неудобно. Возишь меня, как барыню, туда — сюда! — предложила было Кира.

— Совсем обалдела? Неужели я на бензин не заработаю?

— Ну, извини, извини! Спасибо. Можно тогда уж похозяйничаю — радио включу?

— Валяй, хозяйничай.