Потерянные боги

На гребень холма рядом с Четом выбралась лошадь. В седле сидел человек в зеленой куртке. В одной руке у него был факел, в другой – мушкет. Он заметил Ану, потом Чета, и выпучил глаза.

– Эй! Это он! – заорал «зеленый», наставляя на Чета мушкет. – А ну, не двигаться!

Чет бросился вперед.

Выстрелил мушкет; камень рядом с головой Чета брызнул осколками.

Чет подрезал ногу лошади ангельским ножом, начисто ее перерубив. Лошадь завизжала и упала, скинув седока. Не успел он удариться о землю, как Ана рубанула ему по шее мечом. Он заорал, и Ана взмахнула мечом опять. Крик прервался.

– Они здесь! – закричал кто-то. Из-за гребня холма появились еще всадники, все с факелами и мушкетами. Чет встретился глазами с человеком на передней лошади. Это был Карлос.

– Давай! – крикнул Чет, толкая Ану в спину. Они перевалили через гребень; Чет бежал быстро, как мог, стараясь не отстать. Но тут гребень – перемешанный с мелкими камешками песок – поехал у Чета под ногами, и он упал, налетев на Ану и сбив ее с ног. Они оба покатились вниз по крутому склону, пока не оказалось, что они лежат среди валунов на дне узкого, темного ущелья. Далеко наверху на фоне неба вырисовывались силуэты преследователей.

– Они здесь, внизу! – проорал кто-то. Прозвучали выстрелы, и вокруг беглецов фонтанчиками взлетела в воздух пыль. Чет и Ана вновь бросились бежать.

Глава 55

Гэвин прислонил богобойное копье к валуну и посмотрел вниз, себе на живот. Из живота торчала рукоять меча; лезвие, соответственно – из спины. В обычной ситуации он обхватил бы рукоятку двумя руками и вытащил меч. Проблема состояла в том, что у него оставалась только одна рука. Вторая была отрублена по локоть. Под конец схватка приняла довольно жесткий характер. Группа Велесовых жрецов совершила отчаянный рывок, пытаясь добраться до своего бога.

Гэвин оперся острием меча о валун, как следует нажал, и рукоять начала потихоньку выходить из живота. Обхватив ее оставшейся рукой, он потянул; стиснул зубы и, немного расшатав, потянул опять. С кряхтением высвободив меч, он отбросил его прочь и сел, привалившись к валуну.

Он смотрел, как тени мертвых трепещут в пламени догорающих костей. Появился Карлос, подошел к Велесу. Бог навзничь лежал на земле в оцеплении из людей Карлоса. Кисти рук и копыта у него были обрублены, а то, что оставалось от его рук и ног – связано веревками. Карлос встал над Велесом; на лице Защитника, освещенном догорающими огнями, играла самодовольная ухмылка.

– Я, наверное, поклониться, должен? Чтобы тебе угодить? – спросил Карлос и плюнул богу в лицо.

Велес смотрел на него, на сводя влажных от кровавых слез глаз; рот – одна сплошная зияющая рана.

Карлос кивнул своим людям, и они набросили Велесу на голову мешок, обвязав вокруг шеи веревкой.

– Ты же любишь огонь. Любишь жечь души. Ну, там, куда ты вскоре отправишься, ты узнаешь, что это такое – гореть. – Карлос с силой ударил бога ногой в голову, раз, другой.

Гэвин, покопавшись в карманах своего длинного плаща, достал кошелек. Положил на колени и развязал – одной рукой. Из кошелька выкатилось несколько ка-монет. Подобрав три штуки, он сунул их в рот и принялся жевать.

Собрал оставшиеся монетки, он сунул их обратно в кошель, а потом, привалившись к камню, принялся ждать, пока магия ка сделает свое дело. Монеты ка значили для него не меньше, чем пули, и он всегда следил за тем, чтобы был запас. Иногда он жевал ка даже во время битвы, если было необходимо, и сражался, не дожидаясь, пока его раны полностью исцелятся. Он был убежден, что в Чистилище победа часто зависит не от того, насколько ты быстр и силен, а от того, насколько ты готов терпеть боль. Можешь ли ты сражаться – и сражаться хорошо – с распоротым животом, со сломанной ногой или лишившись половины лица. Гэвин давно потерял счет полученным ранам. Знал только, что, будь он живым, он успел бы умереть уже несколько сотен раз.

Тепло медленно растекалось по рукам, ногам, обволакивало раны. Гэвин закрыл глаза; накатило облегчение. Со временем он полюбил это щекочущее, зудящее ощущение, когда плоть срастается вновь. Рука мало-помалу обретала форму, затягивалась глубокая рана в животе. Но исцеление никогда не было полным. Всякий раз оставался шрам – как напоминание. Его кожа вся была иссечена этими шрамами.

Гэвин, кряхтя от боли, поднялся, опираясь на копье. Ждать, пока его раны полностью исцелятся, он не мог; времени не было. Выйдя из амфитеатра, он направился в лагерь сквозь дым от догорающих фургонов, перешагивая через мертвые тела. Пахло горелым ка – запах, не столь уж отличный от запаха горелой плоти. Криков уже почти не было, только стоны раненых.

Гэвин поймал себя на том, что вглядывается в лица.

– Мальчишки здесь нет, – пробурчал он себе под нос. – Ты это знаешь.

Он еще раз оглядел холм, на котором видел парнишку в последний раз, и решил, что тот либо сбежал, либо лежит где-то мертвый.