Потерянные девушки Рима

Это всегда происходит перед лицом насильственной смерти, сказал себе Маркус. Трупы уносят, кровь вытирают. И люди снова приходят в те места, ни о чем не подозревая. Жизнь продолжается, отвоевывает для себя пространства, прежде от нее отторгнутые.

Никто не хотел бы хранить такие воспоминания. Даже я, подумал Маркус.

Но Раффаэле Альтьери решил в точности воспроизвести место преступления. Следуя своей навязчивой идее, сотворил святилище ужаса. Стараясь запереть в этой комнате зло, сам стал его пленником.

Теперь Маркус мог воспользоваться этой достоверной мизансценой, чтобы сделать выводы и поискать на всякий случай аномалии, которые могли бы ему пригодиться. Он перекрестился, хоть и с опозданием, и вошел в комнату.

Подходя к ложу, имевшему вид жертвенного алтаря, он понял, почему эту бойню могли учинить по меньшей мере два человека.

Жертвам спасения не было.

Он попытался представить себе Валерию Альтьери и ее любовника, застигнутых во сне этим взрывом нечеловеческой жестокости. Может быть, женщина кричала, а может быть, сдерживалась, чтобы не разбудить сынишку, который спал в соседней комнате. Чтобы он не побежал посмотреть, что происходит. Чтобы спасти его.

У изножия кровати справа скопилась лужа крови, а слева Маркус заметил три маленьких круглых отпечатка.

Он подошел поближе, нагнулся, чтобы лучше разглядеть. Пятна образовывали совершенный равнобедренный треугольник. Каждая сторона составляла около пятидесяти сантиметров.

Символ.

Он раздумывал над тем, что мог бы скрывать в себе этот знак, когда, на мгновение подняв глаза, увидел то, что прежде от него ускользнуло.

На паласе остались крохотные отпечатки босых ног.

Маркус представил себе, как трехлетний Раффаэле, наутро после расправы, просовывает голову в спальню. И видит ужас, смысла которого он не в силах понять. Он бежит к постели прямо по лужам крови. Он, перед лицом немилосердного безразличия смерти, в отчаянии встряхивает маму, пытаясь ее разбудить. Маркус даже мог представить себе его маленькое тельце на окровавленных простынях: проплакав несколько часов, малыш, должно быть, свернулся калачиком рядом с мертвой мамой и в изнеможении заснул.

Два дня он провел в этом доме, до того как отец нашел его и увел прочь. Две длинные-длинные ночи, когда он противостоял в одиночестве осаде темноты.

Детям не нужны воспоминания, они всему учатся, забывая.

Но этих двух суток оказалось достаточно, чтобы определить всю дальнейшую жизнь Раффаэле Альтьери.

Маркус не мог сдвинуться с места. Он глубоко дышал, преодолевая приступ паники. Вот, значит, в чем его талант? Воспринимать темные послания, которые зло рассеивает в предметах. Слышать безмолвные речи мертвых. Присутствовать бессильным наблюдателем при зрелище человеческой злобы.

Собаки не различают цветов.

Поэтому только он и понял то, чего весь мир не знал в отношении Раффаэле. Этот трехлетний мальчик все еще молил о спасении.

9:04

«Есть вещи, которые нужно видеть собственными глазами, Джинджер».

Давид повторял это всякий раз, когда речь заходила о том, насколько опасна его работа. Для Сандры фотоаппарат был непременной защитой, он избавлял ее от необходимости непосредственно сталкиваться с насилием, которое она фиксировала каждый день. Для Давида – всего лишь орудием.

Об этом различии она вспомнила, сооружая на скорую руку темную комнату в туалете для гостей, как многократно на ее глазах проделывал Давид.

Занавесила дверь и окно, вывернула лампочку над зеркалом и ввернула другую, дающую красный свет. Сняла с чердака увеличитель и бачок для проявления и закрепления негативов. Потом стала импровизировать. Три тазика для разных процедур – те, в которых она полоскала белье. С кухни притащила щипчики, ножницы и половник. Фотобумага и химикаты, которые у нее хранились, были еще пригодны к употреблению.

В «Лейку-I» вставлялась 35-миллиметровая пленка, тип 135. Сандра смотала ее и вытащила катушку.

То, что она собиралась делать, требовало абсолютной темноты. Надев перчатки, она вскрыла катушку, извлекла пленку. Припоминая последовательность действий, ножницами надрезала кончики, скругляя уголки, потом поместила пленку в спираль бачка. Налила проявитель, заранее приготовленный, выждала положенное время. Повторила те же действия с закрепителем, потом прополоскала пленку под краном, капнула в бачок нейтрального шампуня и наконец повесила пленку сушиться над ванной.

Поставив таймер на часах, прислонилась к отделанной плиткой стене. Вздохнула. Ожидание в темноте действовало на нервы. Сандра спрашивала себя, почему Давид снимал этим старым фотоаппаратом. Какая-то часть ее питала надежду, что в этом нет ничего знаменательного, она впадает в иллюзию, не в силах примириться с бессмысленностью смерти.

Как бы хотелось Сандре, чтобы все это оказалось глупостью.