Потерянные души

Секрет заключался в том, что федеральное правительство и власти штатов, в соответствии с биллем о предоставлении жилищ женщинам на пособии, платили большие деньги за многоквартирные дома в центральных городских районах. Вам оставалось только приобрести какое-нибудь здание в запланированной зоне, какой-нибудь чердак или заброшенный склад, а у правительства хватало программ обновления, восстановления, а в случае необходимости и перестройки, чтобы обеспечивать субсидированные квартиры.

Правительство искало партнеров для городского обновления. «У вас есть прозрение, у них есть деньги», — утверждал этот тип на кассете. Мне приходилось перематывать запись, поскольку, едва речь заходила о том, какие программы и какую стратегию использовать, кассеты всегда подчеркивали, что для разных штатов и больших городов они разные и что лучше самому разведать обстановку. И перечислялись федеральные агентства, где можно получить искомые справки.

Тем не менее это выглядело многообещающим. Имелось свидетельство одного типа, который загреб свыше двадцати тысяч на недвижимости, выставленной городским советом Кливленда на пожарную продажу. Я, правда, не знал, что это такое, а тип ничего не объяснил, но сказал, что заставил совет субсидировать перестройку и ремонт, просто выделив двадцать процентов своих квартир для семей с низким доходом. Деньги эти поступали из фонда расовой интеграции, учрежденного федеральным законом. От вас требовалось только найти соответствующую федеральную программу помощи для недвижимости, которую вы покупаете. А власти уж сами проведут необходимую операцию через банк, поскольку закон обязывает и банки разнообразить свои кредитные портфели.

Тут вмешалась жена преуспевшего типа и рассказала, как кассеты спасли их брак.

При теперешних обстоятельствах я в любом случае толком с Эдди не виделся. Может быть, я мог бы вмешаться и опротестовать очередное его лечение. Конечно, это потребовало бы денег — получить судебное решение против того, что с ним проделывалось, но ради него я готов был швыряться деньгами. Вопроса об этом никогда не вставало. Вопрос с самого начала заключался в том, как найти деньги, чтобы ими швыряться.

И вот тут я почувствовал, что займусь именно этим — спекуляциями с недвижимостью. Я мысленно пробежал все плюсы: огромные размеры Чикаго, примыкание к озеру, обеды в настоящих ресторанах, возможности мимолетных знакомств, полная противоположность однообразию моего существования здесь. Я смогу, черт возьми, делать все, что захочу, а также — когда и как захочу. Надо просто руководствоваться этими записями на кассетах.

Перед тем как лечь спать, я еще раз позвал Макса, но он опять не откликнулся. Когда эхо замерло, тишина стала абсолютной — повсюду вокруг простиралось дикое растительное царство. Все мое тело ныло и костенело. Я спустился к озеру и прошел по берегу. Вдали над озером я увидел бледную желтизну скудного костра.

И по-прежнему никаких признаков Макса.

В тесной задней комнатушке я свернулся в спальном мешке, включил кассету, которую захватил из машины, и ощутил головокружение, будто падал с большой высоты в бездну мрака, в то, чего я искал столько дней, — забвение.

Я проснулся, задыхаясь от дыма, внезапно осознав окружающий меня жар, услышал вой обратной тяги и увидел пламя, лижущее переднюю комнату. Запись все еще крутилась в моем кассетнике — будто Бог говорил со мной из пламени тернового куста.

Мне обжигало легкие, пока я выбирался из спального мешка. Окна в спальне не было.

Я был внутри, в западне, а огонь растекался по наружной стене, древесина щелкала и лопалась. Я услышал звон разбитого стекла и «уф-ф!» ворвавшегося внутрь горячего воздуха. Во внешней комнате рухнула подпорка крыши, рассыпая тлеющие угли.

Хижина стонала и скрипела, колеблясь в горячем мареве. Часть крыши над моей комнатой поддалась, и еще одна подпорка обломилась, покачиваясь маятником.

Я схватил спальный мешок, обмотался им, проскочил сквозь стену жара и выбросился сквозь разбитое окно внешней комнаты. Спальный мешок прилип ко мне. Я больно ударился о землю, кое-как поднялся на ноги, скатился к озеру и бросился в воду.

Шок стиснул мне горло.

Я вынырнул в морозящий ночной воздух, затрясся, поскользнулся, снова рухнул в воду, прежде чем выбрался на берег и распростерся плашмя на иле.

Ветер бросал огонь на деревья, все отсвечивало золотыми оттенками, корявые пальцы ветвей шевелились у меня над головой. Я замерзал и поплелся назад к огню.

Ночная рубашка приклеилась к моей спине. Я скорчился у огня. Опаленная кожа натянулась, как на барабане траурного оркестра. Но боли я еще не ощущал.

На протяжении часа ветер то крепчал, то затихал, искры уплывали вверх к небу над озером. Затем начал мягко падать снег, заставляя огонь шипеть и брызгать. Наконец пламя угасло и вновь воцарился холод.