Потерянные Души

Похоже, опять собирался дождь. Никто аккуратно укрыл Страшилу его кожаной курткой. Он знал, что ему нельзя дожидаться, пока байкер придет в себя. А то вдруг он заметит свежую рану, и еще неизвестно, как он к этому отнесется. Может быть, изобьет Никто до полусмерти. Он в последний раз заглянул в изможденное лицо Страшилы и легонько коснулся пальцем его губ. Потом он поднялся, прошел через кладбище и снова вышел на дорогу.

Может быть, то, что он сделал сейчас, было сделано под воздействием героина, но Никто это вовсе не показалось странным. Эротичным – да. Коварным и даже, может быть, подлым – да. Но только не странным. Ему хотелось крови. Это было как жажда. Как голод. И теперь, когда он выпил чужую кровь, он почувствовал себя лучше, и живот уже не болел – в точности как тогда, когда он проглотил сперму бесноватого альбиноса.

Минут через десять на землю упали первые капли дождя. Машины безжалостно проезжали мимо. Мокрые волосы липли к лицу Никто. Дождь зарядил сильнее. Никто стало прохладно. Он уже было решился вернуться обратно к Страшиле – на мотоцикле, конечно же, от дождя не укроешься, но зато можно спрятаться в склепе, – но тут на шоссе показался черный фургон.

Тусклый и пыльный, он казался даже не черным, а темно-серым. Все заднее стекло было сплошь облеплено наклейками. Когда фургон просвистел мимо, Никто успел разобрать несколько надписей под толстым слоем дорожной грязи: PHOTUS, FETUS, VATOS – красными буквами, как бы сочащимися кровью; ВЕСЕЛИМСЯ ДО УПАДУ, «BAUHAUS» с нарисованной рожицей – эмблемой группы. Никто показалось, что он углядел и такие перлы, как: ИИСУС СПАСЕТ НАС и ЕСЛИ НЕ НРАВИТСЯ, КАК Я ВОЖУ, ЖАЛОБЫ ПРИНИМАЮТСЯ ПО ТЕЛЕФОНУ 1-800-ИДИ-В-ЖОПУ.

Фургончик проехал вперед, резко затормозил, подал назад и остановился рядом с Никто. В фургончике было трое парней. Все с яркими, явно крашеными волосами и мрачным готичным макияжем. Они смотрели на Никто и смеялись, и на мгновение ему показалось, что они сейчас уедут и бросят его под дождем на дороге – а он уже вышел с обочины на асфальт, так ему не терпелось оказаться в тепле. Но тут пассажирская дверца открылась, наружу высунулся один из этих колоритных ребят, выплюнул изо рта длинную прядь волос и сказал:

– Привет. Тебя подвезти?

Воздух в фургончике был жарким и влажным, как поцелуй. Пахло сладким дешевым вином, причем пахло так сильно, что Никто буквально почувствовал вкус.

– Меня Твиг зовут, – сказал тот, кто сидел за рулем. Его голос был низким и мягким, а улыбка – быстрой и острой как бритва. – Вон тот придурочный – это Молоха. А красавчик на заднем сиденье – Зиллах.

Фургончик рывком сдвинулся с места и поехал вперед. Никто внимательно изучал своих новых попутчиков. У Твига было умное и плутоватое лицо, а глаза были похожи на два осколка безлунной ночи. У Молохи черты были мягче, а улыбка наивнее. Но между этими двумя явно была какая-то невидимая связь. Они смеялись одновременно; их жесты в точности повторяли друг друга.

Сейчас они шумно препирались насчет какого-то напитка, который, как понял Никто, они сами изобрели – земляничное вино с шоколадным молоком. Твиг оторвал руку от руля и влепил Молохе подзатыльник. В ответ Молоха ткнул его кулаком в бок, а потом передал ему бутылку вина. Твиг сделал неслабый глоток. Вино пролилось ему на подбородок, и оба заржали в голос, когда фургончик вильнул и чуть не выехал на встречную полосу.

Никто перебрался в кузов. Весь потолок и стенки фургончика были испещрены наклейками с надписями и рисунками и исписаны толстым маркером. И все было забрызгано какими-то темными расползающимися подтеками, похожими на раковые метастазы.

Последний из этой троицы – Зиллах – лежал на низком диванчике в таких же темных подтеках. Он действительно был красавчиком, с нежным и тонким лицом андрогина. Его длинные волосы были собраны в хвост и подвязаны красным шелковым шарфом. Несколько прядей выбились из-под шарфа и упали ему на глаза – ярко-зеленые, как плоды зрелого лайма. Его черная куртка была ему велика, и от этого его тонкие бледные руки казались совсем уж хрупкими. У него были длинные ногти, заостренные и покрытые черным блестящим лаком. Никто спрятал руки, чтобы скрыть свой облупившийся маникюр.

Кожа у Зиллаха была такой светлой, что сквозь нее просвечивала тонкая паутина вен. Никто представил свои собственные вены, по которым сейчас текла кровь, смешанная с героином. Потом он оторвал взгляд от рук Зиллаха и посмотрел ему в глаза. Ему показалось, что он падает с большой высоты в зеленое море.

– Привет, – сказал Зиллах. Голос был мягкий, слегка хрипловатый и чуть насмешливый. Зиллах, безусловно, привык к чужим восхищенным взглядам; он знал, что он очень красивый.

– Привет. – Голос Никто слегка дрожал. Зиллах закурил крошечную трубку из черного дерева и передал ее Никто. В трубке дымилось что-то темное и липкое.

Никто затянулся. Вкус был сладким и незнакомым. Как будто куришь ладан.

– Что это? – Он задохнулся, стараясь удержать дым в легких.

Зиллах улыбнулся недоброй улыбкой:

– Опиум.