Потерянные души Уиллоубрука

— А мне кажется, вы боитесь того, что скажет Алан.

— О нет, я не боюсь.

— Ну так и позвоните. Если, конечно, хотите знать насчет репортеров.

Доктор Болдуин стиснул челюсти, раздувая ноздри. После некоторого раздумья он поднял трубку и нажал на кнопку. Когда секретарша ответила, он распорядился:

— Иви, будьте любезны, соедините меня с Аланом Терном. Да, и перезвоните, когда он ответит. — Повесив трубку, он сложил руки на столе. — Ну что ж, я вашу просьбу выполнил. Итак, как же репортеры проникли к нам?

— Скажу после того, как потолкуете с отчимом.

— Мы так не договаривались. Иви сейчас пытается дозвониться до него, так что за свою часть сделки я отвечаю. А если вы не сообщите мне нужную информацию до того, как мистер Терн будет на линии, я велю сказать, что ему позвонили по ошибке.

Сейдж закусила губу. Если дядю Эдди уволят, ей уже никто помочь не сможет. Впрочем, она собиралась рассказать доктору Болдуину не все, а лишь часть того, что знала.

— Прежде чем ответить, — добавил доктор Болдуин, — вспомните, куда я отправил вас несколько лет назад после того, как вы набросились на санитара.

— Как я могу вспомнить, если это была не я, а моя сестра.

Он нахмурился, явно теряя терпение.

— Я отправил вас в нашу больницу строгого режима, где вы оставались в течение года. Похоже, ссылка вас ничему не научила. Но если вы солгали насчет репортеров, я договорюсь, чтобы утром за вами прислали санитаров.

У Сейдж перехватило горло. Если больница строгого режима считается наказанием, насколько же там хуже, чем в Уиллоубруке?

— Газетчиков позвал доктор Уилкинс, — нехотя призналась она. — Они с тем журналистом друзья. Встретились в закусочной, и доктор Уилкинс передал ему ключи от шестого блока.

Доктор Болдуин сжал губы в жесткую тонкую линию. В этот момент зазвонил телефон на столе, испугав Сейдж. Болдуин некоторое время смотрел на аппарат, кипя от ярости, затем снял трубку.

— Да? — Он прислушался, затем нахмурился. — Ясно, — сказал он. — Понятно. Попробуем попозже. Спасибо, Иви. — Положив трубку, он взглянул на Сейдж: — Ваш отчим не отвечает.

— Может, он еще на работе.

— В субботу вечером?

Краска бросилась ей в лицо. Она понятия не имела, какое сейчас время суток, не говоря уже о дне недели. Не успела она сказать, что Алан, скорее всего, в баре, когда в дверь кабинета постучали.

— Да? — отозвался доктор Болдуин.

В унылый кабинет ворвалась Иви, просияв платьем цвета лайма и платиной волос.

— Прошу прощения за беспокойство, но вы должны это видеть. — Она подбежала к телевизору и включила его.

— Что там? — спросил доктор Болдуин.

Иви шикнула на него, прибавила звук и отошла от экрана.

— Тот самый треклятый репортер? — догадался доктор Болдуин. — Тот, что протащил телевизионщиков в шестой блок.

Иви кивнула, покусывая накрашенный ноготь и не отрываясь от экрана.

Доктор Болдуин побледнел, как человек, ставящий на кон последний доллар. Обойдя стол, он замер рядом с Иви, которая, озабоченно хмурясь, положила руку ему на спину. Они напоминали скорее супружескую пару, нежели секретаршу и начальника.

На экране ведущий за столиком произнес:

— А теперь «Новости глазами очевидца», специальный выпуск нашего корреспондента Херальдо Риверы[10].

Затем на экране под шапкой «Уиллоубрук: последний великий позор» всплыла шестиэтажная штаб-квартира школы; зловещее с виду здание увеличивалось в размерах по мере приближения камеры. Через секунду появился темноволосый репортер и сказал в микрофон:

— Более шести лет назад Роберт Кеннеди, осмотрев одно из отделений Уиллоубрука, рассказал журналистам о творящемся там кошмаре. В то время он призывал к пересмотру системы, которая позволяет умственно отсталым детям жить в «гадючнике». Но это было в далеком тысяча девятьсот шестьдесят пятом году, и с тех пор все забыли о школе. Впервые я услышал об этом крупном учреждении с красивым названием благодаря звонку одного из сотрудников Уиллоубрука. Этот врач сообщил, что его уволили. Уволили, поскольку он призывал родителей, дети которых содержатся в одном из корпусов, объединиться и требовать улучшения условий для пациентов. Врач пригласил меня посмотреть на эти условия; и вот мы без предупреждения, что оказалось полной неожиданностью для администрации школы, посетили блок номер шесть.

На экране репортер и другой человек пробрались среди деревьев, перелезли через бетонный барьер и спрыгнули вниз, хлопнув полами пиджаков. Перейдя дорогу и лужайку, они подошли к П-образному кирпичному зданию шестого блока.

Ривера продолжал:

— Врач предупредил меня, что там все плохо. Но там было не просто плохо, а чудовищно. Один санитар на примерно пятьдесят пациентов с серьезными, глубокими умственными нарушениями. И дети… лежали голые на полу, перемазанные собственными нечистотами… жалобно подвывая, и этот надсадный вой я уже не смогу забыть.