Потерянные имена, чужие тени

А ночью один из мертвых вернулся. Чудом, не иначе, намоленным бедной Иоанной, которую везли в клетке.

Мертвый встал, похоронил товарищей как следует, и отправился на выручку девушке…»

– А дальше что? – тихо спросил лешачок, разморившийся от тепла.

– А дальше уже рассвет, – ответил человек и кивком указал на встающее над верхушками деревьев зарево.

И как пролетела ночь… в разговорах да сказках – совсем незаметно. Лесные духи таяли, уползали, разлетались, едва слышно ворча и бранясь. Еще бы – им, стылым, теперь так и эдак вертеть недосказанную историю, и никогда уже конца ее не услышать.

На полянке остались только человек, маленький лешачок, косматое создание да старик с руками-ветками.

– Пойдешь на восход, – строго сказал он. – У оврага с разбитой березой свернешь левее, до замерзшего ручья. Держись его, и выйдешь к тракту человечьему. Благодарствую за костер.

Кивнул старичок, да исчез, будто и не было.

– А вы чего не уходите? – спросил человек.

Косматое хохотнуло, заскакало безумным танцем вокруг гаснущих углей.

– А поглядеть хотела, что делать будешь! Забавный ты!

Потом оно вытащило старое помело из кустов и взгромоздилось на него; из-под черной косматой шубы вдруг проглянули тонкие девичьи ноги.

– Так ты ведьма, – устало сказал человек. – Ну благодарствуй и ты, за помощь твою.

– Должок за тобой, человек, – захохотала ведьма, взлетая птицей вверх. – Вернешь! Но не мне, а первой встреченной сестре моей. Поможешь изо всех своих сил, мертвец!

Звонкий смех ее ледяными колокольцами носился по лесу, но человек только покачал головой.

– Я иду в город, – сказал он маленькому существу в рукавице. – А ты домовой, верно? Хочешь, возьму тебя с собой и подкину у какого-нибудь порога?

– Так дела разве делаются, – неуверенно прошептал домовенок. – Да и отдариваться мне нечем.

– Ежели в дороге согреешь меня, – сказал человек, – то на этом сойдемся. А уж дальше я как полагается сделаю. Я слышал, что говорить нужно. Может, и будет у тебя новое пристанище. В городах, поди, большая часть домов без присмотру вашего стоят.

Домовой только головой потряс в удивлении: ну и дела, а потом охнул тихонько, закрывая ладошками рот.

Человек как раз встал, поправляя черные свои одежды, и под верхним длинным кафтаном на жилете и рубашке явственно видна была дыра у сердца. Черная ткань на груди заскорузла от крови.

Человек только приложил палец к губам, заметив его взгляд, а потом поправил кафтан, застегнул на все вороненые пуговицы с причудливыми гербами.

– Полезай за пазуху, мелкий, – сказал он. – Некогда отдыхать.

Устроив домового поудобнее и подхватив суму, человек ровно и широко зашагал по глубокому снегу.

Конец