Потерянные мемуары Джейн Остин

— Довольно мило, — откликнулась матушка, — хотя слишком длинно. И если бы я писала стихотворение для свадебного подарка, то ни за что не упомянула бы про болезнь.[24] Ах! — вскричала она, когда слезы навернулись ей на глаза. — Подумать только, Кэтрин у алтаря! Она оказалась не так привередлива в выборе!

— Если бы только я, а не Кэтрин встретила мистера Хилла, — сказала я, с притворным вздохом откладывая перо, — я непременно бы его завлекла. Увы, удача выпала Кэтрин.

— Ох! Ты невозможна! — возмутилась мать. — Из-за того что Фрэнк и Мэри уезжают, нам вновь придется оставить свой дом. Все наши знакомые женятся, а ты только шутишь.

Вопрос, где жить, тяжким бременем лежал на наших плечах, но вскоре эта забота затмилась — и, по иронии судьбы, решилась — намного более значительным горем. В октябре жена моего брата Эдварда Элизабет умерла через две недели после рождения их одиннадцатого ребенка.

Новость о ее смерти потрясла нас. Элизабет была красивой, богатой, ухоженной женщиной из почтенной семьи, которая вышла замуж по любви в восемнадцать лет и с тех пор едва ли не постоянно вынашивала детей. Она часто выглядела больной в течение своей последней беременности, но, казалось, полностью восстановилась после родов. Но однажды вечером, вскоре после обильного ужина, она потеряла сознание и умерла, к ужасу всего семейства и полному замешательству докторов. Полагаю, Эдвард любил Элизабет больше собственной жизни. Столь внезапная и необъяснимая ее потеря стала настоящей трагедией. Я вместе с ним оплакивала участь как одиннадцати сирот, так и самой Лиззи, ведь та ушла из обожаемой ею жизни совсем молодой.

Кассандра осталась в Годмершеме утешать Эдварда и детей, в то время как мне в Саутгемптон на несколько дней прислали двух юных племянников, и я всячески старалась успокоить и отвлечь их, прежде чем отправить в школу в Уинчестере.

В обстановке ужасного горя пришло письмо от Кассандры с новостями самого удивительного характера. После первых нескольких абзацев, которые касались в основном ежедневных страданий безутешного семейства, она написала:

Эдвард хотел, чтобы я передала тебе кое-что, что может показаться весьма неожиданным в столь печальный час, но в то же время, вероятно, подбодрит тебя — и, верю, покажется вам с матушкой и Мартой исключительно приятным. Эдвард предлагает нам дом. Сегодня утром он ознакомил меня с подробностями и попросил известить тебя, поскольку сам в настоящее время не в состоянии это сделать. Он желает, чтобы мы вступили в полноправное владение одним из его коттеджей, и обещает предоставить два на выбор: дом неподалеку от Годмершема, в Уае, премилой, как ты знаешь, деревушке, или коттедж управляющего в Чотоне, рядом с усадьбой (сам управляющий недавно умер). По словам Эдварда, Чотон-коттедж весьма порядочных размеров, с хорошим садом, шестью спальнями и чердаком, который можно использовать как кладовку. Эдвард утверждает, что дом нетрудно привести в порядок без особых материальных затрат.

Сестра сообщала еще несколько подробностей о самих домах, какие запомнила из разговора с Эдвардом. Рассказ, который Кассандра, в полном соответствии со своим спокойным и сдержанным нравом, преподнесла в весьма сухой манере, был встречен на Касл-сквер с огромной радостью.

— Свой собственный дом! — воскликнула матушка, услышав новость, когда вернулась от мисс Бейкер, портнихи, к которой ходила, чтобы перешить черное бомбазиновое платье, и в изумлении прижала ладонь к груди. — Бесплатно! Жить, сколько пожелаем! Ах! Слишком хорошо, чтобы быть правдой!

— Надо только решить, какое место мы предпочтем, — заметила я, кивая на письмо в своей руке, которое в изумлении перечитала уже по меньшей мере дюжину раз.

— О! Я взволнована! Я переполнена чувствами и не в силах думать! — сказала мать, опускаясь на диван и обмахиваясь ладонью. — Пожалуй, я могу упасть в обморок от радости. Но думаю, Уай мне нравится. Я люблю Кент и хотела бы жить рядом с Эдвардом и детьми.

— У коттеджа в Чотоне много других преимуществ, — возразила я.