Потерянные мемуары Джейн Остин

Попытка Генри отыскать издателя, несмотря на все его связи, не увенчалась успехом. По настоянию мистера Эшфорда я дала ему рукопись. Я с трепетом ждала его реакции, поскольку опасалась, что он не сможет не узнать некоторые ситуации в романе, которые, очевидно, были вызваны к жизни нашими встречами.

— Он остроумно и прелестно написан и в точности таков, как я и надеялся, — сказал он. — Вам следует изрядно гордиться.

— Я рада, что вам понравилось, — с облегчением ответила я.

«Возможно, — подумала я, — он так и не заметил своего участия в истории».

— В настоящее время рукопись прекрасно подпирает кухонную дверь, чтоб не захлопнулась.

Он засмеялся.

— Она должна, обязана быть опубликована.

— Боюсь, мое знакомство с издательским миром ограничивается весьма скромным опытом.

— Возможно, я сумею вам помочь. У меня есть кое-какие связи. Если вы позволите, я с радостью предприму некоторые усилия на благо вашего творения.

— Буду вам чрезвычайно обязана. Но вы должны пообещать мне не винить себя, если из этого ничего не выйдет. По правде говоря, я убедилась, что моя скромная книга стала бы плохой сделкой для издателя. Не представляю, чтобы ее удалось продать в количествах, достаточных для возмещения затрат.

— Я не согласен. Возможно, она несовершенна, но я уверен, это произведение искусства достаточно хорошо для того, чтобы извлечь из его публикации большую прибыль.

— Что? Несовершенна? — вскричала я в поддельном негодовании. — В каком же отношении, скажите на милость, моя книга — это произведение искусства, которое никто никогда не издаст, — несовершенна?

— Точно воспроизвести не смогу, — ответил он, — но дело в какой-то мелочи в самом конце. Вроде бы мне показалось, что там чего-то недостает.

— Понимаю. Если вы когда-нибудь вспомните свои мысли на этот счет, надеюсь, вы поделитесь ими со мной?

— Разумеется, — улыбнулся он и добавил, искоса бросив на меня взгляд: — Должен признаться, в книге было кое-что еще… это никоим образом не признак несовершенства, но некоторые стороны романа показались мне, как бы это сказать… знакомыми.

Жаркий румянец затопил мои щеки.

— Как, неужели?

— Например: ваша Элинор ощутила глубокую привязанность к некоему Эдварду, довольно скучному, но симпатичному типу, лишь чтобы обнаружить — после того как он покинул ее, ни дав никаких обязательств, — что он давно помолвлен с другой. А позже она одновременно встречает обоих, Эдварда и Люси.

Смущенный блеск глаз и изгиб бровей мистера Эшфорда выдавали его совершенное понимание собственной роли в появлении данных сцен.

— Очень драматичные ситуации, — заметила я, мысленно проклиная себя за склонность краснеть.

— И несомненно, описанные вами с глубоким знанием дела. Должен признать, когда я читал вашу книгу, временами у меня волосы дыбом вставали. То мгновение в гостиной приходского домика мистера Мортона, когда я вошел и увидел вас и Изабеллу, навеки выжжено в моей памяти как одно из самых унизительных в жизни.

— В моей тоже, — ответила я, мертвея при мысли о боли, которую должно было вызывать чтение подобных сцен. — Теперь вы понимаете, почему я не хотела давать вам книгу.

— Я рад, что прочел ее.

Он повернулся ко мне.

— Скажите, Джейн, я принимаю все слишком близко к сердцу или ваша злость на меня вплетена и в изображение Уиллоби?

Его лицо было таким серьезным и таким несчастным, что у меня сжалось сердце, и все же но какой-то необъяснимой причине я не удержалась от смеха.

— Возможно, — признала я. — Не правда ли, Уиллоби просто ужасен?

— Он — образец себялюбивого грубияна. На другом конце спектра, разумеется, располагаются полковник Брэндон и Эдвард, который, несмотря на все проступки, оправдан как святой.

— Эдвард не святой! — пылко возразила я, и мой резкий голос заставил стайку птиц внезапно вспорхнуть с соседнего дерева.

— Несомненно святой. Он так высоко чтит долг и моральные принципы, что до самого печального конца остается предан вульгарной алчной невесте, хотя не единожды имел повод оставить ее.

— Разве вы вели себя не так же? — тихо осведомилась я.

Он на мгновение замолчал, сосредоточив внимание на утках, плескавшихся в пруду.

— Видимо, да, — наконец произнес он, и намек на горечь прозвучал в его голосе. — Но в моем случае долгом было чтить пожелания отца, джентльмена, который посвятил всю жизнь благополучию семьи, а значит, заслуживает моего уважения. Но если б я мог…

Он со вздохом умолк и взглянул на меня, натянуто улыбаясь.

— Весьма отрезвляющий опыт — прочесть о своих проступках и их последствиях на бумаге, в особенности когда они изложены в такой прочувствованной манере.

Он взял мою руку и долго не отпускал ее, с нежностью глядя на меня.

— Я очень сожалею, Джейн, о всей той боли, что причинил вам в прошлом. Обещаю, что заглажу вину.

— Я заставлю вас исполнить обещание, мистер Эшфорд, — поддразнила я.

— Надеюсь, — ответил он. — Но вам не кажется, что настала пора называть меня Фредериком?