Потерянные судьбы. Роман

Всю ночь у девочки была высокая температура. Мария отпаивала её тёплым питьём с сахаром и укладывала на лоб полотенце, смоченное холодной водой. Нюся бредила и пела военные песни.

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег на крутой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег на крутой.

Выходила, песню заводила,

Про степного сизого орла.

Про того, которого любила,

Про того, чьи письма берегла.

Про того, которого любила,

Про того, чьи письма берегла…

– Як же ж ты простудилася? Ой, донюшка… – причитала Маша, переживая за здоровье ребёнка.

– Не нагоняй, – сердился Иван, наблюдая за женой. – Впервой, шо ли? Выкарабкаетси…

На следующий день вместе с сестрой родители решили оставить дома и Вовку. Мальчишка бегал по хате и прыгал у кровати Нюси, мешая ей своими криками и визгами.

– Сядь, кому сказала! – ругала Маня сына. – Сестра болееть!

– Она притворяется, – заглядывал в лицо девочки неугомонный мальчик. – Чё разлеглася? Вставай…

– А ну, поди прочь, – мать дёрнула за руку Володю. – Паршивец…

– Лучше бы я с папкой пошёл… – обиделся мальчонка и сел в угол. – Тётя Тамара добрая, а ты злая…

– Шо?

– Добрая! А ты злая! – отвернулся от Марии Вова и захлюпал, пытаясь выдавить из себя слёзы. – Уйду я от тебя к ней жить…

– Куды енто ты собрался? А? – Маша подошла ближе. – Куды?

– К тёте Тамаре, она меня конфетами угощает, а ты прятаешь…

– Володя… – Марии стало не по себе. – Я не прятаю… Их мало, я вам по одной отдаю, покуда они у нас имеются…

– Она меня любит и жалеет, а ты орёшь! Не любишь ты меня!

– Сыночка, ты шо такое говоришь? – Маня всплакнула, опустилась на колени и принялась гладить по голове Вову.

– Отойди… – увернулся мальчишка и выбежал из комнаты. Залез на печь и притих.

– Шо енто делается? – Мария встала, проверила на температуру лоб дочери и села на лавку у печки. – Володенька, хочешь, леденцов наварим?

– Не хочу, я уже конфет наелся… А исчо пряничков…

– Пряничков… – повторила женщина, понимая, что Тамара приваживает ребёнка сладостями.

– А исчо она папку любит, – выглянул из-за шторки. – И зовёт в гости часто…

– С чего ты взял, шо любит? – мать подняла голову.

– Вчерась она говорила, а я услыхал…

– Ну я им сейчас усё растолкую… – Маша вскочила, оделась и понеслась в хату Томки Гориной.

Грязь и лужи не давали бежать в полную силу – скользко. Мелкий дождь намочил телогрейку, от ветра волосы выбились из-под платка. Кое-как добравшись до хаты, Маша остановилась на мгновение: «а, может, Вовка усё выдумал?» Немного подумав, всё-таки решила войти.

– Кушай-кушай, Ванечка, – у стола хлопотала Марфа Петровна, подавая ужин мужчине. – Тамара, деточка, приташи водовки, угостить дорогого гостя…

Томка сунулась было пойти к погребу, но тут же остановилась.

На пороге стояла Мария.

В хате все замерли.

Томка отступила назад, не говоря ни слова. Марфа Петровна стояла, открыв рот. Глазёнки так и забегали. Только Иван ел луковую похлёбку вприкуску с белым хлебом, не замечая всеобщего столбняка.

– Харчевничаешь, – выдавила из себя Мария, закрыв за собой дверь.

Ванька поперхнулся, из глаз брызнули слёзы. Марфа опустила взгляд на гостя и резко ударила его кулаком между лопаток по привычке, которую она использует для своего мужа.

– В дому не кормють? – строго спросила жена. Машу взбесила сама ситуация, что её муж обедает в чужой хате, да и ещё в той, где привечают её ребёнка.

Ваня откашлялся, вытер рот рукавом и повернулся.

– А ты чаво пришла? Случилося чаво? – дожёвывая кусок хлеба, задал вопрос Грищенко.

– Пока шо не поняла, случилося аль не… – Манька с грозным видом смотрела то на Томку, то на её бабушку.

– Заходь-заходь, гостьюшка, – тонким голосом запела Марфа, приглашая к столу жестом руки.

– Некогда мне восседать с вами туточки, делов по горло… – Маня не сдвинулась с места. – Иван, порося закололи ужо? Нету запаха палёнки чавой-то…

Томка аккуратненько бочком пошла вокруг печки, чтобы скрыться в комнате.

– А? – вдруг откликнулась Марфа. – И не будеть, соседка Грунька вчерась заколола.

– Соседка? – удивилась Маня. – Кому?

– Шо кому? – не поняла Петровна.

– Кому заколола?

– Себе, а шо? – неосведомлённая Марфуша никак не могла понять, причём здесь вообще чей-то поросёнок.

– Себе значится… А ваш как же?

– Чаво? – Петровна плюхнулась на табурет, бросив взгляд сначала на Ваньку, а потом на Марию.

– Шо чаво? Порося вашего ужо усё? Али не сёдня надо было?

– В толк не возьму, – растерялась бабуля. – У нас их и отродясь не было… Сальце я у Груньки покупаю… а опосля перепродаю…

Тут уже у Ваньки вытянулось лицо.

– А шо я тады пришкрёбся?

– За сальцем, – ответила Марфа. – Я и угощаю…

– Я ж с порогу спросил про порося… А ты мне – садись…