Потерянные в прямом эфире (СИ)

— Не путала она никаких лекарств, — Игорь появился, как всегда, неожиданно, стоя на нижней ступеньке и пристальным взглядом рассматривая нас с сыном. Я вопросительно подняла бровь, и он пояснил: — У тебя свет в квартире долго не зажигался, вот я и решил проверить.

Он поднялся к нам, остановившись всего лишь в метре от того места, где мы сидели, и, оперевшись о поручень, повторил:

— Не было никакого перепутанного антибиотика.

— Но… — напряглась, полагая, что он просто пытается оправдать меня в глазах сына.

— Он тогда на нафтизин среагировал. Пара лишних капель плюс индивидуальная реакция, и пожалуйста — нафтизиновое отравление. Маленькие дети очень остро на такое реагируют.

Услышанное не сразу дошло до моего сознания, я упорно пыталась соотнести одно с другим, но у меня никак не выходило. Как это я не травила Сеню?!

Испуганно коснулась кончиками пальцев собственных губ.

— Почему ты мне этого раньше не сказал?

— Потому что даже предположить не мог, что ты вобьёшь себе в голову всю эту фигню.

— А почему я ещё, по-твоему, решила уйти?!

— Ты тогда сказала, что тебе надоела такая жизнь и что ты мечтала совсем о другом.

С шумом втянув воздух в лёгкие, я запустила руки в волосы и с силой сжала виски.

— Это была обида на то, что ты накричал на меня в больнице, — едва не плача, подняла на Игоря свой болезненный взгляд.

— Я не должен был тебе говорить всего этого. Но эмоции взяли верх, да и страх за Сеню не отпускал до последнего. Ты же знаешь, меня… триггерит на этой почве, и в голове только самый страшный сценарий проигрывался. Если бы я только мог...

Понимающе кивнула головой.

— Это не имеет значения. Антибиотик или нафтизин… Я не смогла совладать в целом с эмоциями и сломалась под напором обстоятельств, что простить в разы сложнее.

— Что простить? — подал голос Сенька, подскакивая на ноги. — Что вы себе за столько лет обид понапридумывали?

— Нет, но… — я тоже медленно начала подниматься на ноги. Оказывается, что я всё это время надеялась на то, что он меня поймёт. Но становилось только хуже. — Я не умела быть с кем-то, жить, любить…

— Мы оба были не готовы.

— Это всего лишь отмазки! — топнул ногой Сеня. — Ты же остался, ты же не ушёл.

Игорь виновато опустил голову, будто это его сейчас осуждали за что-то. Моя рука дрожала, но я всё же попыталась коснуться Сеньки.

— Не трогай меня, — отскочил он в сторону. — Пожалуйста. Я… я не знаю, как это всё… понять.

Слова били посильнее любой пощёчины.

— Я-то думал, что у тебя была ПРИЧИНА! Что тебе было плохо со мной или что-то ещё… А ты просто струсила!

Не знаю, как устояла на ногах, но мир дрогнул и вновь пошёл трещинами.

— Арсений! — рыкнул на него Игорь, но сын опять не услышал, начав быстро спускаться вниз.

Ключевский поймал его за рукав, из-за чего оба покачнулись на ступеньках.

— Пусти!

— Нет! Куда я тебя отпущу?!

— Отпусти! Я внизу буду!

— Нет.

Они впились друг в друга взглядами, значение которых я так и не поняла, но в итоге Игорь сдался первым, разжав пальцы.

— Чтобы у машины был.

Арсений не ответил, начав быстро-быстро спускаться по ступеням. Когда его силуэт скрылся меж лестничных пролётов, Игорь сделал шаг вперёд.

— Лесь, он…

— Прав.

Ключевский попытался обнять меня, но я отступила назад, покачав головой:

— Иди к нему.

— Но…

— Игорь! Иди к нашему сыну! Ты ему сейчас нужен как никогда. Арсений — это… главное.

Мужчина, только недавно успевший вновь стать моим, кивнул, вынужденно соглашаясь со мной.

— Я позвоню тебе.

Прикрыла веки в знак согласия. Игорь начал спускаться вниз, а потом резко повернул назад и всё-таки обнял меня, коснувшись губами моего виска.

— Мы с этим справимся.

***

Игорь

Уходить было не просто, словно с кровью отрывая себя от Олеси, я спускался по ступеням. Собственное бессилие и страх за них обоих действовал на меня угнетающе. С одной стороны была Леся, которая только-только начала принимать своё прошлое, а с другой стороны — сын, чьё мировоззрение за этот вечер заметно пошатнулось. А в центре этого хаоса был я, не имеющий ни малейшего понятия, как собрать всё обратно.

Арсений, как и обещал, стоял возле автомобиля, с головой спрятавшись в ворот куртки и упорно пряча от меня лицо. Разблокировал двери, он нырнул на пассажирское сиденье. Я же чуть помедлил, разрываясь между необходимостью поддержать сына и страхом оставить любимую женщину одну. Но она была права, Арсений — главное.

Усевшись за руль и пристегнув ремень, я не спешил трогаться с места. Атмосфера в салоне нагнеталась с каждым нашим вздохом.

— Сынок, — позвал я Сеньку.

Он не откликнулся. Но я всё равно решил сказать то, что уже давно должен был донести до него.

— Понимаешь, у каждого человека есть свой предел прочности. И когда этот предел заканчивается… человек совершает такие поступки, о которых потом обязательно начинает жалеть.

— Пап, не надо философии.

— Надо. Потому что это не философия, а жизнь. Если тебе интересно, то я тоже однажды был на пределе.

— Когда… она ушла?