Потерянный альбом (СИ)

Тогда я тут же прихожу в себя, встаю за пультом, потому что вой был громким; и оглядываюсь, и очевидно, что где-то что-то пошло не так — что-то реально пошло не так; и вижу, что Кенни тоже бросил все, что делал, выпрямился и вышел из образа; и я бегу к краю кулис у авансцены и выглядываю за просцениум, и тут вижу в семи-восьми рядах от сцены мужика, где-то лет под сорок, здорового и в бежевом костюме, но с распахнутым воротом и перекошенным набок галстуком; и он стоит в конце правого ряда у оркестровой ямы, раскинув руки по сторонам, и бьется спиной и затылком о стену зала, прямо-таки бьется снова и снова; и, типа, он сплошь выпученные глаза и зубы, и ревет, просто ревет во всю глотку:

И ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ О

О

И ЧТО ТЫ

ЧТО ТЫ

Сперва зал, кажется, думает, что это часть представления: все на своих местах, смеются, обернулись к нему или с улыбкой переглядываются с соседями, но скоро становится понятно, что это по-настоящему, что это не отрепетировано, и тогда все вскакивают и убираются подальше от бешеного; и начинаются крики и ужас, и все приливают к противоположной стене, и толпа проталкивается как можно дальше; и тут все начинают спотыкаться друг о друга, лезть по головам, типа, все панически торопятся по узким рядам или забивают проходы; и посреди этой неразберихи пытается пробраться охрана, но их утягивают тела, стремящиеся в другую сторону, синие формы барахтаются и пытаются пробиться через распуганную публику:

И ВТОРОГО ШАНСА НЕ БУ

Тут я чувствую, что у меня за правым плечом дышит Кевин, один из работников сцены: он тоже вышел посмотреть; и вот мы просто стоим и смотрим на этого мужика, на этого несчастного мужика, как он просто-таки бьется затылком о стену и бушует, просто-таки бушует, руки, пиджак и конец галстука трепыхаются, и все трясется — бедолагу целиком охватил мозговой хаос:

И НЕ БУДЕТ ВЕЧНОЙ ЖИ

Тут Кевин говорит, с уважением, что он читал о таком, о том, как человек может внезапно спятить — что у некоторых просто запрограммирована предельная близость к допустимому отклонению, потом однажды эта изначальная слабость каким-то образом пробуждается и узел развязывается:

ПОТОМУ ЧТО УТРАЧЕННОЕ

НЕ ВЕРН

Тогда наконец черный охранник из «Афанасьевского» сумел пробиться через толпу и вывалился в пустоту перед бешеным — пустоту из-за того, что вся публика смылась в другую сторону; тогда охранник, подняв обе руки перед бедным неудачником, подходит к нему реально медленно, реально медленно, пытается уболтать, но бешеный просто бросается со своего места у стены и нападает на охранника, а тот отскакивает назад в кресла и спотыкается; и теперь люди реально занервничали, все серьезно напряглись, хоть бешеный и метнулся обратно об стену, — и вот тут Кенни медленно идет к бешеному со стороны сцены, приближается, держа руки на высоте груди; и пытается успокоить, заговорить, шажок за шажком, говорит медленно и мягко:

— Ну все, мужик…: просто успокойся… просто выдохни…

ПОТОМУ ЧТО ОНО ПОХОРОНЕНО

ОНО ПОХОРОНЕНО В МОЕЙ КРОВИ

— Ну все, мужик, ты справишься…; да, у тебя получится…

И Я ПОХОРОНЮ

Я ПОХОРОНЮ ВАС В СВОЕЙ КРОВИ

И Кен подходит, и он совершенно спокоен, и, приблизившись, вытирает себе лоб, и все говорит, просто спокойно говорит:

— Потому что берег каменистый, и шаги толкутся и теснятся, но ноги не тонут, я ковыляю ко шву во времени, здесь, где небо проглатывает море: Дай мне подойти так близко, чтобы увидеть, что тебя не достигнуть; скажи мне, что это приостановленное падение, мое продвижение, есть приближение к тенденции, чтобы я достиг мимолетности и прозрачности — прозрачности непроницаемой; покажи мне, что мое страдание растет, поскольку это константа, а сам я уменьшаюсь; научи меня видеть нежность в этом ужасе — вечность моей хрупкости; разреши мне черпать силы из этой бесконечности, где шаг сливается со скольжением, а различие становится сходством; дозволь мою неистощимость; покажи, что я шаблон для подтверждения времени, когда двигаюсь так быстро, что не вижу перемен: Ты тень на генеративном краю меня: будь достижим, но невозможен; докажи мою конечность, растянутую бесконечно; научи видеть, что, страдая, я продолжаюсь; сделай из моей мимолетности нечто долговечное…