Потерянный альбом

— Правда, сказал он: вот один раз меня подобрал один мужик на старом «форде эконолайне»; белая машина, и он сказал, 75-го года, и он сам оборудовал заднюю часть фургона как спальню, с матрасом, столом и всеми делами, чтобы можно было спать; и вот я сажусь, и мы едем, и мужик прям заводит какую-то херню насчет своего отца, прям сходу: начинает рассказывать, как старик избивал его безо всяких причин, реально колотил и таскал за волосы, и как отец обзывал его тысячедолларовым уродом, потому что слышал, что столько стоит воспитать ребенка…

— Ух, сказал я:

— Ага, сказал Арчи: это правда интересно; и потом мужик рассказал, что отцу принадлежал ресторан тако по франшизе, и дела дома приняли совсем крутой оборот, когда франшиза разорилась; тогда отец начал бросаться на сына из-за каждого пустяка, разок поймал на том, что он играл во фрисби крышкой от масленки, — за это, сказал тот мужик, ему устроили невероятный разнос; и он мог схлопотать каждый раз, когда не получал пятерку за контрольную в школе;

— Хм, сказал я;

— Ага, правда, сказал Арчи, поерзав в джинсах: но мужик мне сказал, что его сестре приходилось еще хуже, если можешь представить; с ней тоже жестоко обращались;

— М-м, сказал я;

— Но она это пережила, сказал Арчи: по крайней мере, похоже на то; мужик рассказал, что его сестра нашла Иисуса; увидела Иисуса в телефонной будке;

— В телефонной будке? переспросил я и рассмеялся, но потом одернулся;

— Слушай, таков автостоп, сказал Арчи;

Мы пролетели под табличкой поворота на Кортленд; сразу за ней, намного ближе к земле, висели информационные знаки, обозначающие больницу, точки общепита, возможности поспать и справочную; теперь движение было сравнительно редким, хотя звезды еще не расцвели полностью; и все же сочащаяся тьма густела и начинала напускать свою обычную смесь просторности и близости; к сожалению, луна была не ахти; я слегка приподнял окно со своей стороны:

— Да уж, это практически единственная причина, почему я стал бы водить, сказал Арчи, глядя в свое окно: подбирать автостопщиков; все время бы ездил чисто ради этого;

— Но по возрасту тебе уже можно? спросил я; он выглядел на двадцать четыре — двадцать пять;

— О да, сказал Арчи;

— Ну и…

— Ну и я бросил, сказал он и сделал глубокий вдох: где-то уже, ох, года два назад; постоянно нервничал;

— М-м;

— Ага, сказал Арчи и выглянул в окно: в смысле, тут везде трехрядки — ну знаешь: что делать?; в каком ряду ехать?..

— М-м;

— В смысле, на правый ряд въезжают машины, иногда — после остановки, а в левом все давят на газ, там сплошь скоростное движение; а в центре — по бокам от тебя машины и при необходимости придется с ними пересекаться; ну и, понимаешь, где ехать?; что логичней?; ну я и подумал — блин, да ну, с таким настроем я, скорее всего, сам аварию устрою; уж лучше бросить это дело;

— Хм, сказал я;

Хотя дорога была пустая, я сместился слегка налево, потом направо, при этом оставаясь в своем ряду; затем вернулся на свое место в центре ряда и почему-то почувствовал себя комфортнее; однако потом почувствовал, что пришло время сливать жидкость, и решил остановиться при следующей возможности; но потом вспомнил, как видел перед последним съездом знак, объявляющий Последний туалет на 30 километров вперед; тогда я привстал на сиденье и высвободил левую штанину, зажавшую бедро; потом снова устроился на месте:

— Ну а тебе как? сказал я;

— Что как? спросил Арч;

— Ярмарка, сказал я: как она тебе?..

— А, ну знаешь, ответил Арч: тоже что-то не мое;

— М-м;

Впервые за несколько минут в зеркале заднего вида появились фары:

— Ну, извини, что спрашиваю, но зачем тогда было ехать? сказал я: я имею в виду, если уж…

— Зачем я поехал? сказал Арчи;

— М-м, сказал я;

— Хм, Арчи поерзал; я поехал, потому что Эрвин умер;

— М-м, сказал я;

Сбоку от нас появились фары, а после периода растущего шума заново возникли уже габаритными огнями:

— Кто такой Эрвин? спросил я;

— Моя песчанка, ответил Арч: моя бывшая песчанка;

— М-м, сказал я;

— Что-то подцепил, дней восемь назад, продолжил Арчи: просто заразился по воздуху;

— Хм, сказал я: сочувствую;

— Ага, сказал Арчи: тяжело было; жил с ним семь лет;

— М-м;

— Целую вечность, сказал Арч; кажется, с самого детства; раньше я звал его песчанковой сущностью;

— М-м, отозвался я;

— И ведь он такой классный был, сказал Арч: правда умный: перебегал с ладони на тыльную сторону, когда я ее переворачивал, и ел чайные листья оранж пеко;

— М-м, сказал я: похоже, он был милый;

— Ага, сказал Арчи и поерзал: я по нему правда скучаю; он для меня много значил; как бы, я правда расстроился, когда он умер, просто-таки удивительно расстроился, когда вернулся домой и нашел его…

— М-м, сказал я;

— Как бы, меня, типа, напрочь выбило из колеи; всю ночь проплакал и не мог уснуть, а на следующий день не смог выйти на работу; как бы, речь же об Эрвине, да?; и даже после того, как его похоронил, было тяжко; я положил его в старую коробку из-под ассорти «Уитмен» и отнес к ручейку недалеко от себя, но после этого словно никак не мог его забыть; не мог отпустить; как бы — Эрвина больше нет…

— М-м…