У нее оказался также частный большой дом с большим каменным забором. Она, видимо, очень богата. Я положил ее на кровать. И она быстро уснула. В ее комнате было очень много разврата, и я понял, что, видимо, у нее древняя классическая профессия. Но, однако, прежде чем я ушел, мое внимание привлекла одна комната. Дверь была открыта нараспашку. Меня заинтересовало то, что я увидел маленькую кровать. Кровать, рассчитанную на ребенка семи лет.
Я зашел в комнату. Кроме кровати, там был только маленький советский шкаф и рисунки на полу, которые валяются здесь явно не первый день. Страницы были уже желтые. Вся комната была в пыли. Постель ребенка явно никто не трогал уже очень давно. Я заглянул в шкаф и увидел детскую одежду. Очень поношенную детскую одежду, и если бы я увидел ребенка в такой одежде, я бы подумал, что это ребенок из бедной семьи, чьи родители любят только пить. Но дом был очень ухожен. Материал, из которого были сделаны полы, были дорогими. Мне сразу стала интересна судьба этого ребенка – где он сейчас? Потому что дома царила тишина. Как будто в этом доме вообще не было детей. О ребенке говорила только эта комната. Я посмотрел на рисунки. Может, ребенок что-то нарисовал, что может сказать хоть о чем-то? Но нет. Обычный детский домик и потом только разноцветные линии по всему листку. Дальше присмотревшись к кровати, я увидел натертые два места у изголовья. О боже мой… Похоже, это очень жестокая мать, которая насильно привязала ребенка к кровати. А где он сейчас? Может, его забрали органы опеки?
Я решил нагло порыться в ее вещах только ради того, чтобы узнать судьбу ребенка. Что с ним? Или, может, я все не так понял? Но я оказался, к сожалению, прав. Я увидел судебный приказ о лишении родительских прав и лишении свободы на 5 лет колонии строго режима Екатерине Агатовой. Когда я это прочитал, она уже проснулась.
– Очень интересно, да?
– Катя… Как ты могла так поступить с ребенком?
– Это теперь твоя забота.
– Что?
– Я специально искала тебя. Ты же сын Николая Синицина?
– Синиценова. Николай Синиценов мой отец.
– Это его ребенок.
– Нет. Нет, не может быть, мой отец не мог…
– Я уже точно не помню, когда это было. Было давно. Помню, он мне рассказывал о тебе. И когда я сказала, что беременна, он сказал что поможет мне материально, но только в случае, если я буду молчать. Он сказал, что не бросит свою жену, и назвал меня… Меня ошибкой. Он извинился за это, и когда у меня был уже большой живот, отправлял мне деньги. Я назвала ребенка Ваней.
– Хочешь сказать, что у меня есть брат, и ты, зная это, решила, что будет хорошей идей со мной переспать?
– А почему бы и нет? Ты красивый, и вы с ним немного похожи.
– Ты ужасна.
– Спасибо, – она восприняла эти слова как комплимент.
– И сколько же тебе лет?
– 36, – она совсем не выглядела на 36. 25 максимум. Как будто у нее есть особый эликсир молодости.
– И когда ты родила его?
– в 20, – ему сейчас 16 лет.
– Ты, конечно, уже знаешь, где он находится?
– Конечно, нет.
Я сразу начал вспоминать свои 16 лет, так как, получается, именно тогда отец изменил матери. И я вспомнил, что как-то раз моя мама уехала по работе в другой город на месяц. Но я не хотел верить до последнего. Все равно это можно проверить тестом ДНК и, в конце концов, спросить у отца. Лучше не стоит закрывать на это все глаза. Отец же буквально на днях спрашивал о ней. И поэтому он захотел со мной поговорить. И я забрал этот судебный приказ на случай, если понадобится найти Ивана, и поехал к отцу, несмотря на ночь, за объяснениями. Открыл дверь своим ключом и осторожно разбудил его, чтобы не разбудить маму. И мы пошли на кухню.
– Мне Катя кое-что рассказала… Скажи, пожалуйста, честно. Без лжи. У тебя был роман на стороне, когда мне было 16?
– Да… – очень грустно сказал папа, опустив голову, как провинившийся ребенок. – Мне очень и очень стыдно за то, что я так подвел свою жену, твою мать. Тогда мы уже остыли друг к другу. Не было между нами той химии. Мы просто друг к другу привыкли. И решили тогда взять паузу в отношениях. И только когда я изменил, я понял, что лучше женщины на свете нет и я поступаю как конченый мерзавец. Пожалуйста, не надо ей об этом говорить.