Потерянный дневник дона Хуана

— Моего отца зовут дон Гонсало де Уллоа, он предводитель ордена Калатрава, — сказала она, полагая, что воинское звание ее отца произведет на меня должное впечатление. — А вы, я имею в виду — мужчины в масках, не считаете нужным представляться?

— Разве имя человека или даже его лицо способны рассказать всю правду?

Лицо дуэньи Люпэ в обрамлении черного капюшона исказилось от гнева, а ужас в ее глазах сменился на ярость. Мне следовало поскорее завоевать ее расположение, иначе она в любой момент могла меня выдать.

— Ваша дуэнья права: человек в маске может быть опасен. Она поступает мудро, стремясь защитить такую прекрасную девушку, как вы.

Я наклонился вперед совсем немного, но, видимо, сделал это слишком резко.

— Я сама умею постоять за себя, — с этими словами донья Анна выхватила из-под сиденья пистолет и направила его широкое дуло мне в сердце. Похоже, что целиться в человека ей приходилось не впервые.

— Боюсь, что я злоупотребил вашим гостеприимством. Не смею дольше испытывать ваше терпение. — Я распахнул дверцу и на ходу выскочил из кареты.

Стражники остались далеко позади, поэтому я позволил себе снять маску и спрятать ее обратно в рукав. Стоя посреди улицы, я провожал взглядом удаляющуюся карету. Удивительно, почему такая красивая девушка до сих пор не привлекла моего внимания? Надо будет непременно побольше разузнать о ней и найти возможность повидать ее еще раз.

Теперь я шел по направлению к тенистой аллее, где велел Кристобалю дожидаться моего возвращения. Он причесывал Боните гриву и что-то бормотал себе под нос. Всклокоченные черные волосы в беспорядке падали ему на шею, а реденькие борода и усики придавали сходство с подростком, который выдает себя за взрослого. Он имел обыкновение то и дело вскидывать брови и морщить лоб. Длинный бежевый жакет, доходивший ему почти до колен, явно пора было заменить, впрочем, как и брюки. Правда, Кристобаль никогда не жаловался по поводу своей одежды. Он вообще редко жаловался и только недавно начал выражать недовольство по поводу моих приключений. Сегодня он явно был взволнован, и я не смог отказать себе в удовольствии подслушать его разговор с лошадью.

— Наступит ли тот день, когда он сделается уважаемым благородным господином? Тогда я бы стал уважаемым кучером, а ты стала бы уважаемой лошадью, а не участницей бесконечных скандалов. Я знаю, нехорошо жаловаться, если он подобрал тебя и сделал настоящим кучером… Не тебя, Бонита, а меня.

В этом месте я не смог удержаться от смеха. Кристобаль обернулся и с укоризной посмотрел в мою сторону, явно оскорбленный тем, что подслушали его разговор.

— Все в порядке, Кристобаль, ты не единственный, кто хочет, чтобы я остепенился и стал почтенным гражданином. Вот и король приказал мне немедленно жениться.

— Так вы женитесь?!

— Ты знаешь меня как никто другой. Я не способен на любовь или на брак.

Опустив плечи и тем самым признавая свое поражение, он распахнул передо мною дверцу кареты. Я шагнул внутрь и уселся. Однако прежде чем закрыть дверцу, он собрался с духом и задал вопрос, который мучил его.

— Признайтесь, господин… — прошептал он, отворачивая лицо, как будто ожидал пощечины. — Ведь вы обманули горничную, которая вам приглянулась, а никак не нашу благородную инфанту.

— Ты же знаешь, что я никого не обманываю, Кристобаль. Честь горничной так же важна для нее, как честь инфанты важна для империи. А теперь давай-ка побыстрее поедем отсюда, пока нас не обнаружили.

— Куда, мой господин?

Ответа на этот вопрос я не знал. Последнее любовное приключение с лихвой удовлетворило все мои амбиции вольнодумца. Я получил все, к чему стремился. Я довел свое искусство до совершенства и познал любовь стольких женщин, что даже не могу их сосчитать. И вот теперь я удостоился чести быть приглашенным в королевскую спальню. Кипевшая во мне страсть улеглась, моя мечта осуществилась. Однако для того, чтобы жить, у человека должна быть великая цель, иначе он собьется с пути, как корабль без руля. Если человек существует только ради того, чтобы скушать то или иное блюдо, его жизнь лишена высокого смысла. Какова бы ни была моя следующая цель, она должна быть более полной, чем слава небесная, и более значительной, чем слава людская.

— Отвези меня домой, — ответил я наконец Кристобалю просто потому, что не знал, куда еще мне следовало бы пойти.