Грейс вновь усмехнулась. Казалось, словно все ее тело улыбается, словно она со всех сторон укутана в счастье, которое не исчезнет. И тогда она произнесла это. Прямо перед всеми.
— Я тоже люблю тебя.
Джек почувствовал, словно все счастье в мире кружится в нем, направляясь прямо к его сердцу.
— Грейс Катриона Эверсли, — вновь повторил Джек, — ты выйдешь за меня замуж?
— Да, — прошептала она. — Да.
Джек встал.
— Я собираюсь поцеловать тебя немедленно, — произнес Джек.
И поцеловал. Прямо перед вдовой, перед Амелией и ее отцом, и даже перед миссис Бродмауз.
Он поцеловал ее. А потом поцеловал еще раз. Он продолжал ее целовать, когда разгневанная вдова покинула комнату, и целовал, когда лорд Кроуленд утащил Амелию прочь, бормоча что–то о деликатных чувствах.
Он целовал и целовал ее, и продолжал бы целовать еще очень долго, если бы внезапно не осознал, что миссис Бродмауз все еще стоит в дверном проеме, уставившись на них с довольно благодушным выражением лица.
Джек ухмыльнулся ей.
— Немного уединения, если вы не возражаете?
Женщина вздохнула и поковыляла прочь, но прежде чем за ней закрылась дверь, Джек и Грейс услышали, как она произнесла:
— Мне нравятся хорошие любовные истории.
Эпилог
— Мама!
Грейс отвлеклась от своего письма. Ее третий ребенок (и единственная дочь) стояла в дверях очень расстроенная.
— Мэри, что случилось? — спросила Грейс.
— Джон…
— Всего лишь прогуливался, — сказал Джон, скользя по отполированному полу, пока не добрался до Мэри и не встал рядом с нею.
— Джон! — зарыдала Мэри.
Джон смотрел на Грейс с совершенно невинным видом.
— Я всего лишь слегка задел ее.
Грейс боролась с желанием закрыть глаза и застонать. Джону было только десять, но он уже обладал неотразимым очарованием своего отца.
— Мама, — простонала Мэри. — Я шла в музыкальную комнату, когда…
— Мэри
— Нет! — запротестовала Мэри. — Я хотела сказать совсем не это. — Совершенно несчастная она повернулась к матери. — Мама!
— Джон, позволь сестре закончить, — почти машинально произнесла Грейс. Это предложение она произносила по несколько раз на дню.
Джон улыбнулся ей. Так трогательно. Бог ты мой, подумала Грейс, еще немного, и ей придется отгонять от него девушек палками.
— Мама, — произнес Джон точно таким же тоном, какой использовал Джек, когда пускал в ход свое обаяние, чтобы найти выход из затруднительной ситуации, — я и не думал прерывать ее.
— Но ты прервал! — парировала Мэри.
Джон сложил руки так, словно хотел сказать: «Бедная малышка».
Грейс повернулась к Мэри с явным сочувствием.
— Ты говорила, Мэри?
— Он выжал апельсин на мои ноты!
Грейс повернулась к сыну.
— Джон, это…
— Нет, — быстро сказал тот.
Грейс с недоверием посмотрела на него. Ее вовсе не удовлетворило то, что сын ответил прежде, чем она успела закончить свой вопрос. Она посчитала, что не должна слишком на него полагаться. «
— Мама, — сказал Джон, его зеленые глаза были чрезвычайно серьезны, — клянусь честью, что я не давил апельсин…
— Ты врешь, — возмутилась Мэри.
— Это
— После того, как ты бросил его мне под ноги!
И тут послышался новый голос:
— Грейс!
Грейс радостно улыбнулась. Теперь Джек сможет уладить это дело.
— Грейс, — произнес Джек, повернувшись боком так, чтобы проскользнуть в комнату мимо детей. — Ты мне нужна…
— Джек! — перебила она.
Он посмотрел на жену, затем оглянулся назад.
— Что я сделал?
Она подошла к детям.
— Разве ты их не заметил?
Джек изобразил улыбку — ту самую, какой его сын пытался воспользоваться чуть раньше.