— Да. — Он мельком взглянул через холл в гостиную, где вдова, по–видимому, все еще восседала на своем диване. — Она требует от Вас молчаливости, не так ли?
— Слуге не полагается быть разговорчивым.
— Это — то, как Вы себя видите? — Его глаза поймали ее взгляд, несмотря на то, что она отошла уже достаточно далеко. — Слуга?
Теперь она действительно ушла далеко вперед. Если он и хотел узнать что–то о ней, то она не была уверена, что
— Не отставайте, — сказала она, предлагая ему следовать за ней вверх по лестнице. — Синяя шелковая спальня превосходна. Очень удобна, утром прекрасно освещена. В ней замечательные художественные работы. Я думаю, что она Вам понравится.
Она говорила и говорила без умолку, но он был достаточно любезен, чтобы не делать ей замечаний. Вместо этого он произнес:
— Я уверен, что это будет лучшим из моих последних апартаментов.
Она посмотрела на него с удивлением.
— О, я полагала… — Она не закончила, слишком смущенная, чтобы сказать, что она думала о нем, как о бездомном кочевнике.
— Жизнь на почтовых станциях, либо в чистом поле, — сказал он с притворным вздохом. — Такова судьба разбойника.
— Вы наслаждаетесь этим? — Она сама удивилась, спросив об этом, и еще больше была удивлена тем, что с любопытством ждала ответ.
Он усмехнулся.
— Грабя экипажи?
Она кивнула.
— Это зависит от того, кто находится в экипаже, — сказал он мягко. – Я очень счастлив, что не грабил Вас.
—
— Я не взял ни одной вещи, не так ли? — ответил он, на лице — святая невиновность.
— Вы украли поцелуй.
— Ах, это, — развязно сказал он, наклоняясь к ней, — Вы его мне сами подарили.
— Мистер Одли…
— Я действительно хочу, чтобы Вы звали меня Джеком, — вздохнул он.
— Мистер Одли, — сказала она снова. — Я не дарила… — Она быстро осмотрелась, затем понизила голос до еле слышимого шепота. — Я не дарила…
Он лениво улыбнулся.
— Слово «поцелуй» так опасно?
Она сжала губы, поскольку, на самом деле, не было никакого способа получить превосходство в этой беседе.
— Очень хорошо, — сказал он. — Я не буду Вас мучить.
Это было бы доброе и щедрое обещание, если бы за этим не последовало:
— Сегодня.
Но даже после этого она улыбнулась. Было трудно не улыбаться в его присутствии.
Они были уже в холле второго этажа, и Грейс повернула к семейным апартаментам, где он должен остановиться. Они шли молча, и у нее было достаточно времени, чтобы рассмотреть джентльмена, шагавшего рядом. Ей было не важно, что, по его словам, он не завершил учебу в университете. Несмотря на это, он был чрезвычайно умен и начитан. И было невозможно не признать, что он обладал обаянием, перед которым нельзя было устоять. Таким образом, не было ни одной причины, чтобы не составить о нем благоприятного мнения. Однако она не могла спросить его, почему он грабил экипажи. Это выглядело бы слишком бесцеремонно для их краткого знакомства.
И все–таки это нелепо. Кто бы мог подумать, что она будет волноваться по поводу манер и уместности вопросов, задаваемых грабителю?
— Сюда, — сказала она, показывая рукой, чтобы он следовал за ней налево.
— Кто спит там? — Спросил Мистер Одли, глядя в противоположном направлении.
— Его милость.
— А, — сказал он мрачно. — Его милость.
— Он хороший человек, — сказала Грейс, чувствуя, что должна высказаться в его защиту. Почему Томас вел себя не так, как должен бы, было совершенно понятно. Со дня его рождения он был воспитан, чтобы стать герцогом Уиндхэмом. И вдруг, по необъяснимой иронии судьбы, ему сообщают, что он может быть не кто иной, как просто мистер Кэвендиш.
Если у мистера Одли был тяжелый день, то у Томаса, безусловно, день был еще хуже.
— Вы восхищаетесь герцогом, — заявил мистер Одли.
Грейс не вполне поняла, было ли это вопросом, но решила, что нет. В любом случае, его голос был сух, словно он думал, что она была настолько наивна, чтобы воспринимать герцога именно так.
— Он хороший человек, — повторила она твердо. — Однажды Вы согласитесь со мной, продолжив Ваше знакомство.
Мистер Одли хмыкнул с легким удивлением.
— Теперь Вы в точности тот самый слуга — застывший и чопорный, и должным образом лояльный.
Она сердито на него взглянула, но он явно не придал этому значения, потому что в следующее мгновение он уже усмехался и говорил:
— Теперь Вы собираетесь защищать вдову? Хотел бы услышать, как Вы это сделаете. Право, мне очень любопытно, в каких словах можно было бы попытаться совершить такой подвиг.
Грейс не могла себе представить, что он на самом деле ожидал, что она ответит. Тем не менее, она отвернулась, чтобы он не смог увидеть ее улыбку.
— Не могу судить об этом сам, — продолжал он, — но мне говорят, что я очень красноречив. — Он наклонился к ней, словно раскрывая важную тайну. — Это во мне говорит ирландец.
— Вы — Кэвендиш, — напомнила она.
— Только наполовину. — И затем добавил, — Слава Богу.
— Они не настолько плохи.
Он усмехнулся.
— Они не настолько плохи? Такова Ваша защитная реакция?