Потерянный и возвращенный мир. Маленькая книжка о большой памяти (сборник)

«Какой у вас желтый и рассыпчатый голос», – сказал он как-то раз беседовавшему с ним Л. С. Выготскому. «А вот есть люди, которые разговаривают как-то многоголосо, которые отдают целой композицией, букетом… – говорил он позднее, – такой голос был у покойного С. М. Эйзенштейна, как будто какое-то пламя с жилками надвигалось на меня… Я начинаю интересоваться этим голосом – и уже не могу понять, что он говорит…» «А вот бывает голос непостоянный, я часто могу по телефону не узнавать голос – и это не только если плохая слышимость, а просто у человека в течение одного дня 20–30 раз меняется голос… Другие этого не замечают, а я улавливаю».

«От цветного слуха я не могу избавиться и по сей день… Вначале встает цвет голоса, а потом он удаляется – ведь он мешает… Вот кто-то сказал слово – я его вижу, а если вдруг посторонний голос – появляются пятна, вкрадываются слоги, – и я уже не могу разобрать…»

«Линия», «пятна» и «брызги» вызывались не только тоном, шумом и голосом. Каждый звук речи сразу же вызывал у Ш. яркий зрительный образ, каждый звук имел свою зрительную форму, свой цвет, свои отличия на вкус. Гласные были для него простыми фигурами, согласные – брызгами, чем-то твердым, рассыпчатым и всегда сохранявшим свою форму.

«“А” – это что-то белое, длинное, – говорил Ш., – “и” – оно уходит вперед, его нельзя нарисовать, а “й” – острее. “Ю” – это острое, оно острее, чем “е”, а “я” – это большое, можно по нему прокатиться… “О” – это из груди исходит, широкое, а сам звук идет вниз…, “эй” – уходит куда-то в сторону, и я чувствую вкус от каждого звука. И если я вижу линии, то они тоже звучат – вот , это что-то между э – ы – й; это гласный звук… и вроде “р”, не чистое “р”…, но ведь здесь неизвестно, снизу это идет или сверху; если сверху – это звук, а если снизу – это уже не звук, а какой-то деревянный крючок для коромысла;  – что-то темное, а если это сделать медленнее – это другое… Вот если бы вы сделали это было бы “е”…».

Аналогично переживал Ш. цифры.

«Для меня 2, 4, 6, 5 – не просто цифры. Они имеют форму… 1 – это острое число, независимо от его графического изображения, это что-то законченное, твердое. 2 – более плоское, четырехугольное, беловатое, бывает чуть серое… 3 – отрезок заостренный и вращается. 4 – опять квадратное, тупое, похожее на 2, но более значительное, толстое… 5 – полная законченность в виде конуса, башни, фундаментальное. 6 – это первая за 5, беловатая. 8 – невинное, голубовато-молочное, похожее на известь» и т. д.