Потерянный мальчишка

Лапища Щипка уже тянулась за порцией Дела, но при этом он смотрел на Питера, проверяя, одобряет ли это наш предводитель. Это было глупо, потому что громила был так занят тем, что смотрел на Питера, а не на Дела, что не заметил, что Дел сдвигается, сдвигается – так, чтобы его нога оказалась ближе к горячим углям костра.

«Молодчина, Дел», – подумал я.

Боковой частью ступни Дел подбросил красные угли прямо в лицо Щипку. Нескольким мальчишкам рядом со Щипком зола попала на еду, и они обругали Дела за это, но их недовольство потонуло в вопле Щипка.

Горящие угли коснулись его глаз – и он издал такой звук, словно умирает. А потом Щипок показал, что вместо мозгов у него кисель, потому что сделал именно то, от чего ему стало еще хуже: прижал руки к глазам и начал их тереть, не переставая кричать и слепым медведем ковылять от костра.

Пока Щипок угрожал Делу, почти все мальчишки прекратили есть и глазели на них. А теперь, раз драки не предвиделось, они снова занялись кроликом, не обращая на Щипка внимания.

Дел спокойно взял свою порцию и впился в нее зубами. Когда он взглянул на меня, я ему подмигнул, показывая, что он все сделал правильно. Дел в ответ слабо улыбнулся. А я снова подумал о том, до чего он бледный – и какой я беспомощный: хоть и могу жить вечно, но не могу остановить то, что надвигается.

Чарли перестал есть и круглыми глазами смотрел, как Щипок орет и мечется.

– Разве ему не надо помочь, Джейми? Ему плохо.

– И поделом ему: он ведь хотел отнять у Дела его порцию, – ответил я, ероша ему волосы, чтобы немного его успокоить.

Слишком маленький – и к тому же слишком добрый. Чарли не выживет, если не станет жестче – если не потеряет то, что делает его самим собой.

На секунду меня это придавило, и я почувствовал на руках мертвый груз его тельца: я нес его в могилу, которую копал все утро.

Это видение было таким реальным и так больно ранило мне сердце, что я совершенно забыл о том, где нахожусь – пока Питер не сказал:

– Пусть кто-нибудь уберет этот шум. У меня от него уши болят.

Чары рассеялись.

Я вздохнул, понимая, что этот приказ был отдан для меня, сунул остатки мяса в рот и встал. Щипок кричал, дергался и шатался, приближаясь к краю леса.

По правде говоря, я не понимал, что Питер в нем нашел. Если бы я был с ним во время его очередной вылазки в Другое Место (а меня не было, потому что Эмбро как раз умер и я относил его тело на границу, где жили Многоглазы, надеясь, что это их насытит. Мы время от времени так делали, когда казалось, что они готовы войти в лес), я отговорил бы его брать Щипка. Питер отправился всего за одним мальчишкой, специально чтобы заменить Эмбро – и вернулся вот с этим. Щипок и в подметки Эмбро не годился, на мой взгляд – а поскольку Питер отправился в путь только ради Щипка, у того возникло ложное ощущение собственной особенности.

А особенным был только я – по-настоящему особенным, потому что я был первым – и, если на то пошло, то буду и последним. Мы с Питером будем всегда, как это было с самого начала.

Я немного понаблюдал за Щипком. Он такой шум поднял, что мне за него было стыдно. Самому мне хотелось бы развернуть его, поставить на тропу через лес – и будь что будет. Если его съест медведь или он сорвется со скалы, меня это не расстроит. Но Питер не просил избавиться от Щипка, только его заткнуть.

При моем приближении мальчишка заморгал. Видно было, что он пытается сфокусировать взгляд на мне, но что я кажусь только неясной тенью, которая к нему приближается.

– Эй, нечего! – сказал Щипок, сжимая кулаки. По-моему, он ощутил, какие темные мысли бродят у меня в голове. – Не подходи! Я ничего такого не сделал. Этот бледный коротышка бросил мне в глаза огонь, и это его надо…

Щипок не договорил, потому что мой кулак врезался ему в висок – достаточно сильно, чтобы у него и завтра утром в ушах звенело. В обычный день этого могло оказаться мало, но Щипок уже вымотался на проверке капканов, у него от углей болели глаза – и он остался голодным, потому что был так занят попыткой отнять еду у Дела, что не съел собственную.

Одного удара хватило, хоть я и не обманывал себя мыслью, что этого будет достаточно, когда Щипок захочет мне отплатить. А я знал, что он это сделает: такой уж он был.

Щипок тяжело рухнул ничком, словно игрушечный солдатик, сбитый неосторожным мальчишкой. Я вернулся к костру.

– Теперь стало тише, – отметил Питер.

По-прежнему было слышно жужжание мошкары и мягкие вздохи ветра в ветвях деревьев, и потрескивание горящего дерева. Солнце уже миновало полуденную высшую точку и тени становились длиннее, хотя до наступления ночи было еще далеко. Мальчишки ели, смеялись, толкались – как обычно, – и мне было приятно сидеть здесь, видеть их такими.